Она смело смотрит правде в глаза.

И говорит: «Ты знаешь, я думаю, во многом и по этой причине нам нужно сделать это. Что будет, если ты не вернешься? Тогда не случится ничего из того, о чем ты сказал, — женитьбы на другом и сожаления о сегодняшнем».

Ее логика обезоруживает, возразить мне нечего.

Она перебирается на заднее сиденье, и я опять говорю: «Знаешь, я все-таки не совсем…», но прежде чем я успеваю произнести слово «уверен», она хватает меня за галстук и тащит к себе. Ну, не в буквальном смысле, но тянет она сильно, так, что, похоже, в моих интересах последовать за галстуком.

Даже сейчас, на заднем сиденье, я все еще не уверен в том, что мы поступаем правильно, но она вдруг начинает трогать меня так, как никогда раньше, и уже очень скоро я забываю о своих сомнениях.

Вы сами знаете, как это происходит.

Через минуту все кончено — хорошо ли, плохо ли.

Я точно знаю, что она должна быть разочарована, но она это отрицает, и поскольку я в самом деле не представляю, в какой степени это может нравиться девчонкам, не могу быть уверенным в том, что она лукавит. Но по правде говоря, чувствую я себя как-то неловко. Признаюсь, это не самый лучший момент в моей жизни.

Ей хочется свернуться калачиком и прижаться ко мне. У меня же ощущается какая-то пустота в животе, и мне хочется домой.

Я хочу включить свет в салоне, чтобы посмотреть, не оставили ли мы пятен на обивке сиденья. Это все, что мне приходит в голову. Но она поглощена любовью, и я не могу так поступить с ней. Поэтому я обнимаю ее, мысленно прокручивая в голове, сколько времени проходит, прежде чем пятно въедается намертво.

Потом я везу ее домой. Как пожелать спокойной ночи в подобной ситуации? Вы должны поцеловать свою девушку так, чтобы этот поцелуй длился всю войну. Если вам суждено вернуться. Или целую вечность, если вернуться не судьба. И все то время, пока вы пытаетесь изобразить этот прощальный поцелуй, невольно думаете о злосчастном пятне в салоне автомобиля. Это так, к слову.

Я стараюсь изо всех сил.

В ту ночь я, вооружившись фонариком и пятновыводителем, пытаюсь отдраить обивку сиденья. Ничего не получается. В надежде на то, что, высохнув, пятно будет не так заметно, я ухожу спать.

Перед сном я молюсь: «Прошу, Господи, сделай так, чтобы он ничего не заметил. Однажды я уже брал автомобиль для поездки в Атлантик-сити и вернул его с вмятиной. А теперь это. Если же он вдруг заметит пятно, пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы он подумал, будто это след от еды или нечто подобное».

Это на редкость тупая молитва, и я даже представляю, как Господь смеется надо мной, поскольку никто не осмелился бы сесть с едой в отцовский «форд». Даже Всевышний.

Но я все равно продолжаю молиться и клянусь Господу, что, если он выполнит мою просьбу, я больше никогда и ни о чем Его не попрошу. Впрочем, все так говорят, а потом все равно обращаются к Богу снова и снова. Если уж я это заметил, то Господу это и подавно известно. Но как бы то ни было, в тот раз я молился искренне.

До меня вдруг доходит, что Мэри Энн может забеременеть, поэтому я дополняю свою молитву новой небольшой просьбой: «Не дай ему заметить пятно, не дай Мэри Энн забеременеть».

Вот и все, что имеет для меня значение в этом мире. Никогда и ни о чем я больше не попрошу Господа.

Он не отвечает мне мгновенным отказом, хотя, несомненно, знает все наперед.

Мне приходит в голову мысль о том, что я мог бы припасти пару молитв на потом, все-таки ухожу на войну и все такое, но прямо сейчас я не могу себе представить ничего более страшного, чем случившееся и его последствия.

Я взял у отца в долг сорок пять долларов, чтобы купить Мэри Энн красивое кольцо, не дешевку. Она могла бы похвастаться им перед подругами, чтобы все знали, чей это подарок И убедились, что Мэри Энн сделала достойный выбор.

Я обещаю отцу выплачивать долг из своего денежного довольствия, которое составит двадцать один доллар в месяц. Он будет четко следить за выплатой долга. Даже если я погибну где-нибудь за семью морями, он найдет способ вернуть ссуженные деньги. Таков его твердый принцип. Я отдаю ей кольцо на станции. Просто открываю маленькую коробочку и даю ей взглянуть, а она начинает рыдать, уткнувшись мне в плечо и что-то неразборчиво говорит сквозь слезы.

Она протягивает руку, и я надеваю ей кольцо на палец. Она полностью мне доверяется, я вижу это по ее глазам.

В такой момент не стоит попусту тратить слова, о чем-то спрашивать. Уместным, наверное, был бы лишь один вопрос: «Ты порядочный мужик или нет?» Самое время для честного ответа. Потом я оказываюсь в объятиях матери Эндрю. Она намертво вцепляется в рукава моей куртки, обнимает и целует меня.

— Будьте умницами, мальчики, будьте умницами, а ты, Уолтер, присматривай за Эндрю. Ты ведь будешь присматривать за ним, да? — спрашивает она.

Такого потока слов я еще ни разу не слышал от матери Эндрю. Обычно она на редкость стеснительна. Назвать ее тихоней — значит недооценить степень ее робости.

Я не говорю, что буду присматривать за ее сыном. Не говорю и обратного. Я просто стою с идиотским выражением лица, затем взглядом прошу Эндрю помочь мне, и он подходит и забирает мать.

И вот уже мой отец хлопает меня по спине, уверяя, что мы стоим на пороге самого увлекательного приключения в жизни. Это время мы никогда не забудем. Мы почувствуем, что такое жизнь. Мы ощутим себя мужчинами. Мы узнаем, в чем наша цель.

Я очень люблю отца, но в этот момент мне хочется, чтобы он заткнулся. Мне хочется сказать ему, что легко так говорить, когда служишь в армии в мирное время.

Я смотрю поверх его плеча на мать. Могу сказать, что она не слишком уверена в правоте отца. Но она никогда не станет ему возражать.

Потом кондуктор объявляет посадку, и мы забираемся в вагон.

Я смотрю на Мэри Энн через окно. Моя невеста. Я знаю, что поступил правильно. С точки зрения того, чему меня учили, я все сделал правильно.

Она шевелит губами, произнося: «Я люблю тебя». Мои губы посылают ей такой же ответ. Но все равно она произносит эти слова иначе.

Потом я смотрю на мать, она плачет.

Перевожу взгляд на отца, который сотрясает воздух кулаком, что означает: «Задай им перцу мальчик. Положи этих япошек во славу Господа и страны».

Я смотрю на своих младших брата и сестру — они так и не произнесли ни слова. Поди знай, что у человека на уме, если он молчит. Бедный Робби. Он в самом деле не знает, как выразить то, что на душе. В этом он похож на меня, только еще хуже. Кейти обычно выкладывает все, что ей приходит в голову, всерьез ее никто не воспринимает. Да и вообще, никакого внимания на нее не обращают. Так что неизвестно, что хуже: когда от вас не ожидают проявления чувств или когда на них не обращают никакого внимания.

Честно говоря, мы и сами не знаем, чего хотим друг от друга. Неудивительно, что между нами происходят войны.