легко мог победить человека, вооруженного палашом или саблей. Еще он был прекрасным дуэлянтом и владел практически всеми видами огнестрельного и холодного оружия той эпохи. (Поэтому всегда казалось сомнительным его честное поражение на знаменитой дуэли с Дантесом).

Все эти перечисленные детали – это лишь небольшие проявления «духа Пушкина». По сути, это дух необузданной пассионарности, который проявлялся то в необыкновенной любвеобильности поэта (он ведь неслучайно ухаживал за десятками женщин, а в его дневнике, в «дон-жуанском списке» перечислены 34 имени, и это далеко не все женщины, за которыми он «волочился»), то в стремлении к политическому бунту (дружба с декабристами и исследование истории Емельяна Пугачева), то в одобрении державных устремлений Российской империи (стихи «Клеветникам России», «Друзьям» и прочее).

Бесспорно, воплощение пушкинского духа в российской истории: он то сказывается в упорной воле к покорению пространств, к уходу одиноких экспедиций далеко за полярные широты (трудно представить, какой, к примеру, силой духа надо обладать, чтобы зимовать две-три зимы подряд на острове Врангеля), то в строительстве новых молодых городов в Сибири и на Дальнем Востоке под знаменитый рефрен из Маяковского «здесь будет город-сад», то в создании советских космических программ и запуске первого человека в космос.

Многие сегодня говорят, что наши огромные пространства с залежами полезных ископаемых всегда вызывали зависть у наших геополитических противников, и поэтому они готовили против нас экспансию. На самом деле все намного глубже и сложнее. Нам не прощали ни наши территории с нефтью и газом, ни «Газпром» как наше «национальное достояние», а другое «наше все» – нам не прощали Пушкина с его металлической тростью, с его покоренными сердцами и с его победами на ниве искусства и в жизни. Этот победительный дух из нас никак не могли вытравить. Вот что, несомненно, ощущает наш герой!

Когда молодой отставник Путин таксовал в 1990-е годы, это почти получилось. «Ребята, вы проиграли, вы побежденные», – убеждали тогда нас наши «партнеры». В 1990-е годы на могилах братков от «безутешных товарищей» иногда встречались такие погребальные надписи: «Братан, ты умер, понял?» А то, дескать, мало ли «братан» восстанет из мертвых и отомстит? Точно так же в 1990-е годы без особых церемоний похоронили Россию, и на ее могильном камне нацарапали что-то вроде: «Россия, ты умерла, ясно тебе?»

Даже статусные персоны, типа Андрея Козырева, в его бытность министром иностранных дел РФ (1990–1996 годы. – прим. ред.), всерьез убеждали, что Россия уже умерла. Когда к нему пришли переговорщики от Украины по совместным проектам, он лишь руками развел с деланным удивлением: «Какие проекты, какая общая стратегия? Да Россия – это мертвая страна!»

А вот такие «стойкие оловянные солдатики», как будущий президент, не верили сами и пытались переубедить других.

Это позже позволит Путину сформулировать в своей Мюнхенской речи истину о том, сто нынешнее противостояние – это не война за наши ресурсы и запасы, не за русскую платину, условно говоря.

Цель этой войны – умертвить и похоронить русский дух и объяснить популярно «пострусским» людям: «Вы умерли, ребята, и мы вас уже похоронили! Поняли?»

Это благодаря его команде Россия вдруг взяла и ожила, воскресла.

И в этом заслуга не только нашего необъятного пространства. В этом заслуга того неистребимого бунтарского настроения и жажды победности, которые проходят через нашу поэзию и литературу в целом, через огненного Достоевского, который прямо смотрел в глаза смерти, когда его, приговоренного к расстрелу по делу петрашевцев, держали под дулами наведенных винтовок, а он все равно не хотел завязывать глаза, через Льва Толстого, который не признавал никаких авторитетов над собой, кроме Бога, и и так далее. И, в конечном счете, воплощаются в политической воле Лидера.

Трепетное и органичное отношение Путина к Победе и победителям особо проявляется в его отношении к офицерскому сословию. Для него воплощением самого духа Победы является все наше имперское офицерство – сначала царское, затем советское, а ныне – российское. Как в каждом кусочке голограммы отражается вся картина, так в каждом офицере он стремится увидеть все наше офицерство, всю военную аристократию.

Президент ощущает себя, в первую очередь, русским офицером. Тем, кто знает, что во многих зарубежных воинских уставах прописано право каждого офицера, если он вдруг попал в плен, сдать врагу все сведения, поскольку главное в этой системе координат – выжить любой ценой.

А в нашем офицерском кодексе прописано другое правило – не сдавать и не предавать своих ни при каких обстоятельствах. Словно это не простой воинский устав, а кодекс чести самурая.

И это неспроста: даже во времена СССР наши офицеры считались, своего рода, советской элитой – воплощением стойкости и непобедимости.

Соответственно, Путин всегда обращал внимание на роль, отведенную офицерскому корпусу в разных странах. Если эта роль была значительной, это автоматически означало, что у государства хорошие перспективы. Вообще, для обеспечения настоящего и будущего любого народа, наиболее важны две категории людей в обществе – это философы и офицеры.

Философ ведь тоже офицер, только это офицер армии интеллектуалов. Это, скажем так, представитель интеллектуального спецназа.

Так же важен и, собственно, военный офицер, чья пассионарность чаще всего тоже не ограничивается рамками отведенной ему функциональной роли.

В этом плане можно посоветовать президенту давать быструю оценку перспектив того или иного государства.

Надо просто попросить назвать хотя бы пять известных философов и пять военачальников-победителей, живших в этой стране. Если таковые находятся, значит, шансы у этого государства есть. Если возникают затруднения с именами, то никаких шансов, я считаю, нет.

Скажем, маленькая Венгрия, которая имеет в своем арсенале, как минимум, пятьдесят известных философов и пять знаменитых военачальников, – это состоявшееся государство с большим будущим.

А есть страны на порядок больше, которые, тем не менее, не обзавелись за всю свою историю, вымышленную или реальную, ни одним философом. И ни одним славным офицером-полководцем. Будущее таких государств, к сожалению, темно и печально.

Путин любит Крым. Наверное, как место русской силы и славы. Но еще он бывает у могилы Николая Яковлевича Данилевского[5]. Именно этого мыслителя наш лидер в последнее время часто цитирует.

Николай Яковлевич является основателем не только русской, но и мировой школы геополитики. Кто-то полагает таковым немецкого ученого Карла Хаусхофера[6], но, именно Данилевский создал методологический аппарат геополитики и написал базовую работу «Россия и Европа», где противопоставил друг другу эти части света и определил Запад как угасающую пассионарность, а Россию как нарождающуюся пассионарность.

Поэтому Николай Яковлевич утверждал, что, развиваясь, Россия продолжится, как минимум, до Балкан. Ведь на Балканском полуострове живут родственные нам славянские народы, которые проникнуты тем же духом победной пассионарности, который заключен в российских генах. Причем, не только в офицерских.

Ведь у России все главное связано с Победой – над смертью, над пространствами, над врагами и даже над собой, а на Западе все главное связано с дарением. Именно поэтому главный западный праздник – Рождество, то есть дарение жизни. А главный наш – Пасха – то есть победа над смертью. Мы ведь не ждем подарков – мы сами приходим и берем то, что нам нужно…

И подытоживая эту часть. Часто понять суть личности можно глубже, сравнивая его с абсолютным антиподом. У Владимира Путина бездна антиподов. Но самый явный и характерный, особенно, по вектору метафизики Победы, это – армянский персонаж Пашинян[7]. И не только потому, что тот по жизни лузер. От давних уже школьных и вузовских личных неурядиц до череды территориальных и моральных государственных утрат и поражений. (А ведь, пожалуй, нет ничего несчастнее, чем глава государства с комплексом