Воительница остановилась в дверях и прислонилась плечом к срубу, скрестив на груди руки. По всему выходило, бежать из терема ни княжна, ни Вечеслав на намеревались. Но что же стряслось тогда? Где Яромира? Да и куда княжич подевался?..

— Не верю! Все это поклеп! Лжу щенок на родича моего возводит! — воевода Видогост, который делался все злее и злее с каждым словом, произнесенным Вячко, под конец не выдержал и вспыхнул, словно сухое полено.

— А где твой родич, воевода? — Ярослав мазнул по нему хмурым взглядом и растер ладонью лицо.

Чеслава покачала головой. Вот бы еще знать, нашто Яромира на холм тот забралась… да еще посреди ночи, вместе с чужим мужчиной! Когда сама была почти просватана. Ведь Вячко ей не брат, ни муж, ни родич. Никто.

Ох, княжна-княжна.

Воеводе Видогосту, вестимо, те же мысли лезли в голову, потому что он выплюнул.

— А коли даже и правда… Вот и добро, что все так вышло! Хотел ты нам князь подсунуть безсоромную невесту.

Чеслава, которая не боялась ничего и никогда, зажмурилась и отпрянула, испугавшись гнева Ярослава Мстиславича. Она услышала лишь его тяжелое, рваное дыхание. А после он проскрежетал нечеловеческим, неузнаваемым голосом.

— Прикуси язык, воевода. Коли чаешь его сохранить.

У бесстрашной воительницы по хребту пробежал холодок. Видогост же, сперва крякнув, все же замолчал. Насупился, нахмурился, губы поджал. Но больше ни слова худого про Яромиру не сказал.

Князь повернулся к Чеславе.

— Разыщи Стемида, он с девками теремными беседы ведет. Возьмите… этого, — коротко кивнул на бледного Вячко и скривился, — и ступайте на место, какое он укажет. Надобно там поискать. И княжича, и дочку.

Даже не дождавшись ее ответа, он развернулся и тяжелой поступью зашагал прочь. Вечеслав не выдержал. Проскользнул мимо отца, который пытался его удержать, и бросился следом за князем.

— Господине! — позвал с отчаянной обреченностью, лишь нынче окончательно уразумев, что натворил.

Ярослав остановился, глянул на него через плечо.

— Уйди. Убью.

Княжеская дочка II

— Сиди тихо, княжна.

Яромира глянула на мужика, который возвышался над нею, уперев руки в толстые бока. Его слова прозвучали настоящей насмешкой, ведь они засунули ей в рот какую-то вонючую тряпку, которую никак не получалось вытолкнуть.

Разве ж могла она сидеть не тихо с кляпом во рту⁈

Сердито сопя, Яромира отвернулась от мужика и принялась оглядывать. Со связанными за спиной руками она сидела на холодной земле, лишь слегка прикрытой залежавшимся, вонючим сеном. По бокам она видела стены, криво да косо сложенные из подгнивших бревен. Потолок в землянке был столь низким, что окружавшие ее мужчины — их было трое — пригибали головы, чтобы его не задеть. Единственным источником света служило небольшое оконце, прорубленное в кривой, покатой крыше. Оно было завешено бычьим пузырем и едва пропускало в холодную, стылую землянку солнечные лучи. Но Яромире все же удалось определить, что снаружи было не то утро, не то разгар полудня.

Взмокшая, выбившаяся из косы прядь лежала у нее на лице и щекотала щеку. Яромира потрясала головой, попытавшись ее стряхнуть, но ничего не вышло. Заметив это, один из мужиков шагнул к ней, но она отползла от него, словно ящерица, и забилась в самый дальний угол.

Тот, который предупредил ее сидеть тихо, вмешался и велел другому мужику.

— Оставь ее, Щука. Еще зашибет себя ненароком.

Щука крякнул, хмыкнул, но послушно сел. В отличие от княжны, опустился он на худо сколоченную, но все же лавку.

Яромира поморщилась. Когда она резко дернулась, чтобы отползти, нестерпимо заболела голова на затылке.

«Меня ударили, — вспомнила княжна. — Я рванула следом за Вячко и княжичем, а меня ударили».

Прищурившись, она повнимательнее вгляделась в лица мужиков, с которыми делила вонючую землянку. На воинов не был похож ни один из них: они носили обычные портки да рубахи, кожаных поясов на них также не было, а из оружия она заметила лишь ножи, что валялись на грязной столешнице.

Щука был бородат, а его лицо покрывали рытвины и впадины, как после болезни. Несмотря на свое уродство, он казался самым молодым. Двое других с грязно-русыми, сальными волосами по зимам были ближе к ее отцу.

«Они знают, что я княжна, — Яромира сосредоточенно закусила губу. — И не хотят причинить мне вред. Но что им тогда от меня надо⁈»

Она заерзала, пытаясь поудобнее устроиться, и пошевелила связанными за спиной руками. Она едва чувствовала свои запястья. То ли слишком туго затянули на ней веревки, то ли узел получился косым. Яромира впилась пристальным, пронзительным взглядом в самого старшего мужика, который с ней говорил. Он всем распоряжался, и его слушались, значит, был главарем. От внимания княжны тот завозился на лавке, принялся неловко разглядывать свои руки. Не выдержав, в конце концов отвернулся, но Яромира не отворачивалась и продолжала буравить теперь уже спину.

— Да что ж ты за заноза такая! — в сердцах воскликнул он, но все-таки подошел к ней и опустился напротив на колени.

От мужика пахнуло чем-то кислым, и Яромира с трудом не поморщилась. Глазами она указала на повязку, стягивавшую рот, но ее похититель засомневался.

— Палец мне, поди, откусишь, — сказал он так, словно это он сидел перед княжной связанный и неподвижный.

Яромира свирепо помотала головой и поморгала, чтобы глаза важно заблестели. Она не разумела толком, что случилось, да как она тут оказалась, но одно поняла: сделать ей что-то плохое мужики не собирались.

— Ладно, — он нехотя вздохнул и потянулся в ее повязке, и Яромира от нетерпения замерла. — Но не вздумай кричать, а то… заколю тебя.

Первый глоток воздуха ртом показался ей упоительным, несмотря на сырость, затхлость и гниль, которой была буквально пропитана землянка. Она облизала сухие губы и спросила хриплым от длительного молчания голосом.

— Кто вы такие?

— Не твоего умишка печаль! — рябой Щука подал голос с лавки и гоготнул. — Сиди да помалкивай.

Яромира, страстно желая огрызнуться, себя все же сдержала. Не хотела вновь сидеть с вонючей тряпкой во рту.

— Все ладно будет, — вдруг заговорил с ней мужик, который снял повязку со рта. — Посидишь тихонечко и к батьке вернешься.

— Ведаешь, кто мой отец?

— Да кто же про славного князя Ярослава не ведает, — тот развел руками и покачал головой, словно говорил с несмышленым ребенком. —