Мужик отошел и вернулся на лавку, вновь усевшись к ней спиной. Яромира прислонилась затылком к холодной стене и запрокинула голову, вглядываясь в грязный потолок. Она никак не могла постигнуть происходящее.

Ее ударили по голове и бросили в эту землянку, но намеревались вскоре вернуть отцу?.. Зачем же ее тогда похитили?.. И кто?.. И кто эти мужики?.. Совсем они за себя не страшились? Ведали ведь, чья она дочь. Неужто думали, отец их пощадит, коли вернут княжну, которую сами же и украли?..

Это если отец будет тебя искать. После всего, что ты натворила.

Зашептал Яромире мерзкий внутренний голосок, что внезапно прорезался.

И он был прав. Она очень, очень, очень виновата перед отцом. Княжна даже зажмурилась, все хорошенько припомнив. Как согласилась пойти с Вячко туда, куда не следовало — верно, напрасно она тайком глотнула на пиру хмельного меда из батюшкиной чарки. И как княжич Воидраг возник за их спинами на том клятом пригорке. И как сцепились они с Вячко, покатились по земле и упали с холма.

Оскорбления, которыми осыпал ее уязвленный княжич, жгли сердце даже теперь. И ни одно сказанное им слово не было правдой. Но как все выглядело в его глазах? Очень, очень скверно.

Отцу был нужен союз с тем княжеством, он говорил об этом с ней не единожды, всегда честно и правдиво.

А она за его спиной такое сотворила?.. Верно, сватовство теперь не состоится. И союз два княжества не заключат.

И все потому, что она — глупая девка! — натворила.

Яромира сердито застонала, мотнула головой и тотчас пожалела об этом: вновь заболел затылок. Ее сильно ударили тогда… Диво. Никак не вязалась та жестокость с отношением к ней этих мужиков. Верно, ударил ее кто-то другой. Тот, кто по-настоящему ее ненавидел.

Но кто?..

* * *

Маяться бездельем в ожидании — самое тягостное из дел. Время тянулась ужасно медленно, и Яромире казалось, что вечер не наступит никогда. Раз за разом она вглядывалась в небольшое оконце на крыше, но снаружи по-прежнему светило солнце, которое словно и не намеревалось клониться к горизонту. По разговорам княжна поняла, что стерегущие ее мужики ждали вечера: кто-то должен будет прийти.

Наверное, тогда-то она и увидит своего настоящего похитителя. Человека, который ударил ее и уволок подальше от пригорка. Он обещал щедро наградить мужиков: те придумывали, на что спустят полученное золото. Рассуждали о скором торге и о том, как бы им уехать подальше от Ладоги.

Чем дольше Яромира вслушивалась в их болтовню, тем беспокойнее ей делалось. Разве ж может человек, вздумавший похитить ладожскую княжну, оказаться столь беспечным? Как он отпустит трех болтливых видаков*? Которые еще и разумом обделены, коли судить по их речам. Они же разболтают все в первой же харчевне, в которую сунуться, чтобы потратить еще неполученную награду. Она уже жгла им мошны. А что будет, коли золото и впрямь у них в руках окажется? Всему белу свету разнесут весть о нем. И о том, на что ради него решились.

— Вас убьют, — Яромира попыталась заговорить со своими стражами. Попыталась их вразумить. — Кто велел вам меня охранять? Вы видели его лицо? Он не оставит вас в живых.

Шептала она горько и отчаянно, видя, что все ее разумные слова пропадали втуне. Падали в бездонную пропасть и оседали там мелкой пылью. Ни у кого из троих не блеснуло во взгляде осознание. Никто не прислушался к ней, не начал кивать в такт ее речам. Под конец она так им надоела, словно назойливая муха, что Щука сорвался с лавки и грубо запихал ей обратно в рот вонючую тряпку, и больше говорить ей уже не позволили.

Впервые за все время у Яромиры к глазам подступили слезы, но она прогнала их, сердито моргая. Вот еще. Ладожские княжны не ревут перед лапотниками!

Она отчаянно злилась, но не могла даже кулаки сжать: уже не чувствовала связанных за спиной рук. Толстую веревку перетереть у нее не получилось. Пол был земляной, а стена, на которую она опиралась, сколочена из грубых досок. Она не нашла острого края али выступа, за который смогла бы зацепиться.

Бессилие и отчаяние накатывали на Яромиру волнами. Отцовский терем вспоминался с лютой тоской. Ласковые руки матушки. Воительница Чеслава, которая всегда за нее заступалась. Гридни и кмети, готовые защитить. Они сворачивали головы вслед красивой княжне, но, страшась гнева Ярослава Мстиславича, не смели с нею заговаривать. Все, кроме одного.

Вячко не боялся ни своего отца, ни ее.

Яромире все это казалось веселой забавой. Она была любима и обласкана, и почти ни в чем не знала отказа, и никогда об этом не задумывалась. Легко быть дерзкой и своенравной, когда за твоей спиной стоит грозный батюшка и вся его рать.

Нынче же она даже тряпку грязную из своего рта достать не могла. И — как бы ни хорохорилась — уговорить али заставить мужиков ее отпустить, у нее тоже не вышло. От нее отмахнулись, словно от назойливой мошки. Не стали даже слушать.

Верно, ее искали.

Как бы зол ни был отец, он не бросил бы дочь в беде. Ее пропажу давно заметили и отправили людей на поиски.

А еще ведь был Вячко, который знал правду о случившемся.

И княжич Воидраг.

Какой же переполох она устроила в княжьем тереме…

Яромира зажмурилась и резко втянула носом воздух. Из-за ее глупости достанется и Вечеславу, и моло́дшему братцу Крутояру, который раньше не раз и не два подсоблял ей ускользать из терема незамеченной, чтобы встретиться с Вячко. Отец, коли начнет копать, докопается и до этого, а в гневе князь Ярослав был страшен.

И никогда прежде его гнев не был обращен на Яромиру, всегда слывшую разумной, тихой, послушной.

В тихой воде омуты глубоки.

Яромира жалела, что не могла прикоснуться к луннице, которую носила на потрепанном шнурке под рубахой. Подаренное матушкой украшение всегда придавало княжне сил и вселяло уверенность. Нынче же ей оставалось лишь возносить беззвучные молитвы Макоше. И надеяться, что не бросит великая Богиня неразумную девку в беде.

С наступлением вечера трое мужчин стали все чаще посматривать на дверь и обмениваться неясными взглядами. Они кого-то ждали, поняла Яромира. Ждали и тревожились. Она наблюдала, как они барабанили по столу руками; следила, как нарезали круги по крошечной землянке, согнувшись в три погибели. Даже дыхание у них стало иным. Громким, шумным, нетерпеливым.

Солнце давно пропало из оконца,