и этот кто-то, зайдя в местный паб, проронил за кружкой, что вот такой необычный человек живет по соседству, – против этого Дон, наверное, ничего бы не имел, но только чтобы это произошло без его участия.

Однако же, ничего такого не случилось, и Дон продолжал прозябать в полной безвестности и в одиночестве. Он растолстел, обрюзг, стал все больше и больше пить. Чтобы соседям это было не так заметно, вступил в винный клуб «Санди Таймс» и еженедельно получал по почте ящик недорогого кларета, «Шато Флит Стрит», – приговаривал он, откупоривая очередную бутылку.

Неудивительно, что на исходе второго года пенсионного существования у него появилась серьезная одышка и начало прыгать давление. По ночам он стал просыпаться от сильного сердцебиения, долго потом ворочался и не мог заснуть. Вероятность того, что в один не столь уже отдаленный день он может не проснуться вовсе, его не пугала. Жить было больше незачем и скучно.

Но вдруг раздался телефонный звонок, и все изменилось.

Когда Кроули, нынешний начальник отдела убийств и тяжких преступлений, предложил пообедать в Королевском Автомобильном Клубе, Дон согласился немедленно.

Он даже и не помнил уже, когда в последний раз выезжал из Барнета, поэтому не рассчитал и оказался на станции Грин Парк без малого за час до назначенной встречи. Надо было как-то убить время, поэтому Дон прошел в парк, устроился на скамейке, огляделся по сторонам, достал из кармана пиджака плоскую фляжку и сделал первый большой глоток. Предстоящая встреча с прошлым будоражила, и надо было успокоить нервы.

Прежде всего, надо было морально подготовиться к встрече с Кроули.

Когда Кроули назначили начальником отдела, это для всех оказалось полной неожиданностью. В особенности – для Дона. Не то, чтобы он сам даже в потаенных мыслях претендовал на эту должность, но ожидалось, что новый начальник будет хоть как-то похож на старика Мидуэя, скончавшегося практически за рабочим столом, однако назначили Кроули, которого никто не знал, и информацию о котором, как только о назначении стало известно, пришлось выуживать в самых неожиданных местах.

В отличие от Мидуэя, Кроули сразу же установил некий барьер, отделявший его от сотрудников отдела: запросто зайти в офис к начальнику, чтобы поболтать о всякой всячине и между делом подписать пару бумаг мгновенно оказалось невозможным, приходилось записываться у секретаря, кратко излагая при этом цель визита к высокому руководству и примерную продолжительность предполагаемой беседы, поэтому Дон, посчитав такой стиль общения неприемлемым и оскорбительным для себя, контакты с начальником свел к самому минимуму, а для получения подписи посылал Рори Кларка.

Если во времена Мидуэя поступавшие от группы Дона отчеты о ходе расследований были подробными и даже цветистыми (Дон никогда не упускал возможность распустить хвост), то теперь они приобрели вызывающе телеграфный стиль. Естественно было бы ожидать, что новый начальник, ознакомившись с первой же подобной шарадой, немедленно призовет Дона для разъяснений, но этого так ни разу и не случилось. Что уж он там понимал про то, как обстоят дела в группе Дона, – неизвестно.

Такое пренебрежение со стороны начальства было просто оскорбительным. Сперва Дон высказывал свое недовольство осторожно и только среди своих, потом стал практически в открытую сеять смуту и за пределами группы – застигнутые в коридоре или выловленные в пабе сотрудники вежливо кивали, но особо критику начальства не поддерживали. Гневные филиппики Дона сотрясали воздух, но на этом все и заканчивалось.

Можно и даже нужно было предполагать, что рано или поздно сведения о пылающем факеле недовольства и мятежа просочатся наверх, и тогда Кроули просто вынужден будет выяснить, почему и с какой целью предпринята атака на его авторитет. Но и этого не произошло.

Просто в один нерадостный день Рори Кларк был письменно извещен о том, что Скотланд Ярд благодарит его за многие и многие годы самоотверженной службы, но не считает возможным далее умножать количество этих лет, в связи с чем с искренним сожалением предлагает ему отправиться на покой.

Тут уж Дон не стерпел и рванулся в кабинет к Кроули, где ни разу за все время его правления так и не побывал, но был остановлен в приемной, опрошен секретарем и отправлен по длинной траектории, закончившейся ничем.

Через пару месяцев пошли слухи про неизбежный и близкий уход Мэта Кризи.

Так уж совпало, что как раз в это время группа Дона закончила расследование загадочной смерти банкира итальянской мафии, информация об этом прошла в печать, и «Дейли Мейл» опубликовала большую статью с взятым у Дона интервью, на целую полосу. Вообще говоря, в этом никакого криминала не было, хотя на беседу с журналистом следовало бы получить санкцию руководства, но Дон, разъяренный потерей одного из лучших своих сотрудников и грядущей потерей ещё одного, отнесся к этому сугубо формально – он просто оставил в секретариате Кроули соответствующую служебную записку, выждал два дня и, не получив никакого ответа, встретился с журналистом.

И это могло бы сойти с рук, но оказалось, что неделю назад тот же самый журналист говорил с Кроули по телефону, и тот сообщил ему, что следствие все ещё продолжается, и о результатах ранее чем через месяц-другой говорить преждевременно.

Так что даже при не очень внимательном прочтении статьи в «Мейл» становилось совершенно очевидно, что руководство отдела мало что понимает в сыскной работе, в делах не особо разбирается и только вставляет палки в колеса и надувает щеки.

В результате Дон вылетел на пенсию сразу же после Мэта. Провожать его в паб «Игрушка и обруч» пришло неожиданно много народу, и именно там Кроули нанес Дону последний удар, когда, после слов о великолепных логических способностях Дона, преподнес ему от имени сотрудников и руководства отдела кубик Рубика.

Спустя полгода уволился и Ник Сторк.

********************************

Опустошив фляжку, Дон пересек Грин Парк и, мимо Сент-Джеймского дворца вышел на Пэлл Мэлл. Войдя в клуб, обогнул выставленный в холле Мазерати, какое-то время поизучал пловцов, передвигающихся по дорожкам бассейна за стеклом, после чего взглянул на часы и решительно подошел к облаченному в смокинг портеру. Тот заглянул в фолиант в кожаном переплете и направил Дона в ресторан на втором этаже.

Когда появился Кроули, Дон уже сидел за столиком и вертел в руке звякающий льдинками стакан джина с тоником.

– Рад тебя видеть, Дон, – скороговоркой произнес Кроули, кивнув официанту, – давно не виделись, ты совсем не изменился, прекрасно выглядишь…

Про себя он подумал: «обрюзг и опустился, сукин сын».

Промелькнувшее в его глазах выражение изумления и жалости Дон тут же поймал. «Ну и черт с ним» – подумал он с неожиданной злостью, – «черт с ними со всеми… в зеркало на самого себя посмотри – красить волосы начал…» Ещё он отметил, что Кроули – совершенно неожиданно – вознамерился обращаться к нему по имени, ну ладно, тогда и он будет просто… кто? Роберт? Нет уж, ответом на «Дон» вместо «Дональда» будет просто «Боб».

За десертом Кроули перешел к делу.

– Есть несколько неожиданное предложение, Дон, я бы хотел, чтобы ты подумал, прежде чем отвечать. Ты что-нибудь знаешь про дело Эда Иглета?

Дон задумался. Имя не было незнакомым, что-то он читал в газетах – когда? год назад? раньше? – кажется, какой-то русский толстосум… нет, не помню…

– Впрочем, это не так важно сейчас, – прервал Кроули его размышления. – Если ты согласишься, то получишь всю информацию.

– А на что я должен согласиться? – спросил Дон, почувствовав, как заколотилось сердце: «позовут обратно? прямо сейчас? вспомнили?»

– Это дело не закрыто, – сказал Кроули. – Мы им довольно долго занимались, пришли к выводу, что был суицид, но коронер вынес открытый вердикт. Родных у покойного не было, так что на возобновлении расследования никто не настаивал, и дело просто повисло. Начинать снова возиться… мы и так сделали вполне приличную работу плюс обычные проблемы с ресурсами, ну, ты все это прекрасно знаешь. А сейчас есть такое мнение, что надо к этому делу вернуться.

– Появились новые данные?

Кроули нахмурился, вытащил из внутреннего кармана смартфон и стал совершать с ним какие-то манипуляции. Потом убрал аппарат и очень отчетливо произнес, глядя Дону прямо в глаза:

– Не появились.

Дон кивнул. Там, где русские, рано или