По-прежнему сидящая в кресле графиня, о которой все успели забыть, коротко сказала, расправляя вздрагивающими руками складки на юбке:

— Нужно иметь силу, чтобы покориться событиями, которым мы не можем противостоять.

Сорин дернул головой и хмыкнул, глядя на стражника сверху вниз.

— Соблаговолю, почему нет.

Облегченный выдох стражника был неприлично громким.

— М-м-могу ли я схватить вас за плечо… ваша светлость?

— Хватай, — милостиво разрешил Сорин и согнул руку, как будто предлагал стражнику взять его под локоть. — А справишься? Помощь не нужна?

— Хватит, — рявкнул король. — Месяц в камере должен пойти тебе на пользу.

Месяц? В камере? Да что происходит? Сорин смотрел на короля так, что становилось ясно: ни в какую камеру он не пойдет, тем более на месяц. По крайней мере, добровольно. Я не смогла бы предсказать, что случится дальше, но одно было точно — ничего хорошего. Или драка, или еще более масштабная драка, а итог один: мой ребенок может оказаться в опасности. Потому что вслед за дракой может случится все, что угодно далекое от мирного и спокойного течения жизни.

Но что я могу сделать? Какие у меня есть козыри? Если бы я присутствовала на судебном процессе в моем мире, я нашла бы, как выкрутиться: процедура была полна лазеек, да, в конце концов, я знала по именам почти всех секретарей и судей, с которыми работала чаще всего. Но здесь… Из козырей у меня был только, как это ни парадоксально, мой ребенок. Он был нужен королю и, я знала, был дорог Сорину.

Опять приходится использовать оружие слабого, но другого выхода нет.

Повернувшись к Персу, я театральным голосом произнесла:

— Что-то мне нехорошо. Живот… режет. Какая-то странная боль. Мне нужно… прилечь. Ах!

Закончив фразу, я упала в обморок, как раз в заботливо подставленные руки Перса.

Глава 11

Несколько секунд ничего не происходило, я даже начала думать, что мой демарш остался незамеченным, но тут до слуха долетело знакомое до боли слово, сказанное голосом и тоном, которые я не могла не узнать:

— Кош-ш-шка!

Раздался шум, а потом — звук шагов. Видимо, Сорин отмахнулся от попыток стражников его задержать и направился ко мне. Его шаги почти утонули в шуме придворных, совсем рядом я услышала брезгливое: «А кто это? Она что, человек? Кто пустил во дворец виру?»

Я старательно ничего не ответила и продолжила изображать из себя обморочную хрупкую барышню. Впрочем, в последние дни слабость стала моим постоянным спутником, так что я ничего не изображала, скорее приукрашивала действительность.

Перс закинул мою руку себе за шею и попытался меня поднять.

— Поставь на место! — рявкнул Сорин.

— Кэтэлина? — раздался совсем рядом прохладный голос короля.

Он звучал… обеспокоенно и как-то по-человечески. Даже странно, учитывая, каким король всегда был… пугающим. Даже жутким, до мурашек.

Придворные пытались разобраться в ситуации, я даже начала улавливать в общем гуле отдельные фразы и целые разговоры:

«Кто это?»

«Я, кажется, видел ее среди кухонных рабочих».

«Нет, она приехала с его величеством. Говорят — от де Драго».

«Однако», — после паузы ответил мужской голос.

— Не фыркай, — едва слышно прошептал Перс мне в самое ухо. — Ты же в обмороке.

Я замерла и попыталась послушаться. Моей щеки коснулась ладонь, и я едва сдержала разочарованный вздох: руку Сорина я бы узнала даже с закрытыми глазами. До моей кожи дотрагивалась обтянутые тонкой тканью перчатки пальцы короля.

— Что с ней? — холодно и достаточно громко осведомился он — должно быть, у стоящей поодаль повитухи. — Она ела?

— Д-д-да… Ваше величество…

— Кошка, да отойди ты! Перс, что… Да дай ты пройти, что ты в меня вцепился, как саламандра!

Это Сорин, должно быть, говорил стражнику, который пытался его остановить.

— Ваше величество, Кэтэлина переволновалась, — невозмутимо произнес Перс и наконец поднял меня на руки, прижав к своей груди. — Я отнесу ее в покои. Смотреть на то, как кого-то приговаривают к смертной казни, — слишком большой стресс для человеческой женщины.

— Ты ее ни с кем не путаешь? — скептически осведомился Сорин.

Нет, ну это уже просто неприлично! За кого он меня принимает?

— Ну так зачем ты позволил ей сюда прийти? — осведомился король, даже не думая подвергать сомнению мою хрупкую душевную организацию. Приятно.

— Где повитуха? Повитуха, что тебя кошка проглотила, как мой сын?

— Не твой.

— А ты заставь, — огрызнулся Сорин.

Повисла тишина, а затем начало происходить что-то, о чем с закрытыми глазами я не могла догадаться. Раздался какой-то странный почти электрический треск, запахло горелым, и что-то вспыхнуло так ярко, что я увидела отсвет даже с закрытыми глазами. После этого тишину разрезал сдавленный низкий стон.

— Стража, — холодным чуть дрогнувшим голосом произнес король. — Проводите Сорина де Драго в камеру. Ему необходимо о многом поразмыслить.

В этот раз никаких возражений не последовало, и я испуганно дернулась — Перс в ответ на это сжал меня сильнее. Ладно. Сорин точно жив, раз его необходимо проводить в камеру. И он должен быть в порядке, это же Сорин!

— Я пойду с тобой, — невозмутимо сказал король, и его голос легко перекрыл шаги тех, кто провожал Сорина в подземелья.

Почему он молчит? Почему вдруг стал послушным? Сердце сжалось от страха, пальцы закололо от огненных искорок.

До моей руки дотронулась ладонь в перчатке, которая тряслась, как будто от холода. Тем не менее, голос короля, когда он наконец заговорил, был спокойным.

— Мой сын, показывает, как рад меня видеть, — громко произнес король, должно быть, имея в виду искорки на кончиках моих пальцев.

«Сын?»

«Сын его величества?»

«Помилуй Огненный!»

Придворные снова загомонили, как потревоженные птицы.

Я не до конца разобралась, как и когда мой ребенок проявляет драконью магию, но точно могла сказать, что искорки на кончиках пальцев — довольно слабая реакция на фоне тех, что он выдавал в Бьертане. Например, однажды, когда в поместье доставили немного молочного шоколада, он устроил фейерверк посреди зала. Один из старинных гобеленов пришлось выбросить.

Наконец угодливый мужской голос громко произнес:

— Только наследник настоящего короля может быть настолько силен.

Прокомментировать эти слова король не счел нужным. Его рука, которая касалась моей, по-прежнему подрагивала и была холодной.

— В покои леди Кэтэлины, — приказал он Персу.

— Ваше величество! — позвал кто-то. — А как же последнее слово графини де Авен?

Король помолчал, я услышала, как он задержал дыхание. Мое собственное сердце заколотилось быстро и громко.

Перс был прав во всем: с одной стороны, мой обморок был комедией, с другой — видеть, как король обрекает на