Отражение в зеркале немного пугает меня. Лицо припухло, волосы похожи на птичье гнездо, глазенки маленькие, точно две крохотные точки на фоне массивного носа. Боже, кто это? Да тебе не мешало бы выспаться…

Включаю кран, наклоняюсь, набираю в ладошки воды и несколько раз умываюсь. Прохлада быстро приводит кожу в тонус, а меня в чувство. Беру щетку, выдавливаю на нее пасту, кладу в рот, выпрямляюсь и едва не взвизгиваю — за моей спиной стоит Джастин.

— Ой, — щетка чуть не вываливается у меня изо рта.

На американце из одежды опять лишь спортивные штаны.

— Прости, — он смущенно помахивает перед моим лицом электрической зубной щеткой. — Ты забыла закрыться. Я только возьму пасту и уйду.

Прочищаю горло.

— Ты мне не мешаешь. — Отступаю на шаг вправо, чтобы он мог подойти к раковине.

Внимательно следя за каждым его движением, чищу зубы. Руки, как назло, совершенно отказываются мне подчиняться. Господи, как там? Вверх, вниз, вверх, вниз, по часовой стрелке. Зубная паста непривычно остро морозит внутреннюю поверхность щек, сильно пенится и попадает в горло.

Джастин, стоя плечом к плечу со мной, включает свою щетку. Теперь мы чистим зубы вместе, глядя друг на друга в зеркало.

Он чертовски высокий. Там, где виднеется моя макушка, начинается его плечо. Я для вида шевелю во рту щеткой, правда, все медленнее и медленнее, а сама воровато разглядываю каждую мышцу на его груди, сильные бицепсы и загорелую кожу.

Американцу не приходится так активно орудовать во рту щеткой — она у него электрическая, щетинки вращаются сами. Поэтому, пока мне приходится активно шевелить рукой, он просто стоит и пялится на меня, прищурив глаза. И я опять не понимаю, какие эмоции скрывает этот холодный взгляд.

Сплевываем мы синхронно. Я открываю кран, смываю пену, закрываю и выпрямляюсь. Игра продолжается. Мы молчим, чистим зубы и переглядываемся через зеркало. Никто из нас не знает, что это значит, и когда должно подойти к концу. Но мы снова сплевываем, выпрямляемся, сплевываем и чистим.

С первого этажа доносится звук телевизора и мамин голос с кухни. Мне становится не по себе. Если папа поднимется, ему вряд ли понравится, что мы с Джастином находимся в ванной комнате вместе, да еще и в таком виде. Честно — я в этой пижаме даже перед братом стеснялась появляться.

Чистим.

Еще немного, и мои десны не выдержат. Это должно уже когда-нибудь закончиться. Не знаю, как там у них, в Америке, но мои русские зубы были чистыми еще пять минут назад. Мы снова синхронно сплевываем, выпрямляемся, и я вижу на губах Джастина легкое подобие улыбки. Мы обмениваемся многозначительными взглядами, и одновременно, как по команде, споласкиваем щетки под напором воды.

Наши кисти нечаянно соприкасаются, и у меня перехватывает дыхание. Нужно бежать. Срочно спасаться бегством. Мамочки…

— Спасибо за компанию. — Говорю торопливо, бросаю щетку в стакан, обхожу его и удаляюсь прочь.

Ужасно хочется обернуться, но я и так знаю, что он смотрит мне вслед. Когда же я все-таки поворачиваю голову и смотрю через плечо, дверь в ванную комнату уже закрыта, и оттуда доносится звук льющейся воды — Джастин решил принять душ.

— Бедный мальчик, — причитает мама, накрывая на стол. Мой рассказ о вечерних приключениях американца стал для нее откровением. — А ведь как хорошо кушал, мне даже жаль было его одергивать. Так и знала, что что-то подобное может случиться.

— Ой, да ладно, не преувеличивайте. — Сидя перед телевизором, отец смотрит на часы. — Он ведь мужик. Подумаешь, вырвало.

— Он также сказал, — замечаю я, наливая чай в свою любимую кружку с зайцем.

— Вот. Мужик! — Кивает папа, не отрываясь от экрана.

— Доброе утро, сэр. — Вдруг раздается со стороны лестницы.

Мы все оборачиваемся.

— О, Джастин, гуд монин, сынок. — Улыбается папа.

— Гуд монинг, — вторит мама.

А у меня глаза на лоб лезут. Парень уже успел переодеться в джинсы, белую футболку, толстовку и даже, кажется, причесался — его волосы все так же взлохмачены, но теперь уже в другую сторону и более креативно.

— Как тебе спалось? — Спрашивает мама на английском.

И я замечаю у нее на столе листок с русской транскрипцией нужного предложения. Подготовилась. Только вот, как она собирается понять ответ?

— Все хорошо, мэм. Спасибо. — Джастин показывает «палец вверх» и немного теряется между кухней и гостиной.

— Садись, позавтракаем. — Приветливо указываю ему на стул.

— Эм… — В его глазах мелькает паника.

— У нас есть хлопья, — улыбаюсь я. — Если вдруг тебе хочется чего-то привычного.

Его взгляд продолжает блуждать в растерянности по комнате.

— О, это английская премьер-лига, сэр? — Зрачки американца расширяются.

Папа, кажется, даже разобрал в его речи несколько знакомых слов.

— Э… — Поймав взгляд американца, устремленный на экран, он кивает. — Да-да, Манчестер Юнайтед — Ливерпуль. — Хлопает по дивану рядом с собой. — Ты, садись-садись. — Поворачивается к нам. — Девочки, тащите все сюда.

Джастин садится рядом с папой, и они оба с неподдельным интересом начинают наблюдать за происходящим на зеленом поле.

Мама вздыхает. И я понимаю, о чем она сейчас думает. С тех пор, как отец со Степой поссорились, футбол стал в этой семье запретной темой.

— Кофе, — говорю я, ставя на журнальный столик чашку с тарелкой. — И пирог. — Не придумала лучше названия для манника.

— Спасибо, — бормочет американец, не отрываясь от телевизора.

Им с папой явно хочется обменяться мнениями по поводу происходящего на поле, они периодически переглядываются, взмахивают руками, но объясниться не могут — языковой барьер. Мы с мамой пьем чай и молча наблюдаем за ними. Кажется, Джастину нравится манник. Я тревожно смотрю на часы и все еще не знаю, чего ожидать от этого дня.

— Нужно ехать, а то опоздаем. — Наконец, говорит отец и встает. — Буду ждать вас в машине.

— Хорошо.

Когда он выходит, мы все начинаем собираться. Я накидываю ветровку, беру сумку и спрашиваю Джастина:

— Ты взял документы? — Ему ведь нужно оформиться сегодня в Университете.

— Угу. — Бросает он, проходя мимо.

— Мой отец отвезет нас.

Он надевает кроссовки и поворачивается ко мне.

— А ты сама разве не водишь автомобиль?

— Я? — Пожимаю плечами. — Нет. Мне вообще нравится ходить пешком и любоваться природой.

— Пешком? — На его лице написано недоумение.

— Да. — Улыбаюсь. — Отсюда недалеко, я обычно добираюсь до места учебы минут за двадцать.