— Я могу дать тебе все, только попроси, — шепчет мужчина в ухо, и по моему телу бегут мурашки предвкушения, возбуждения и желания. Тело не слушается, вернее… слушается?!

Я прекрасно помню его слова о том, что ради своей любимой женщины мужчина готов отдать жизнь, и его поступок, когда он бросился на медведя — противника, гораздо превышающего его в размерах и массе, грозности и дикости — это подтвердил.

И потому...

Все, что сейчас происходит между нами, кажется настоящим, правильным, верным. Есть я, и есть он, и больше ничего. Все, что было до него, подернулось зыбким маревом, и мне самой хочется преодолеть эти несколько сантиметров между нашими губами, нашими телами. Сама не понимаю, откуда берется это предвкушение, но чувствую, как на кончики пальцев покалывает электричество — так хочется провести ладонью по влажным волосам, сжать их, прильнуть к мощному горячему телу, которое буквально пульсирует жизнью напротив.

Никогда не верила в химию между людьми, но тут… Схлынувший после схватки с медведем, после увиденного превращения человека в волка адреналин оставляет после себя разводы на душе, как рисунки на песке от волны. И эти разводы, эти царапины буквально кричат о том, что их снова нужно чем-то заполнить. Чем-то очень важным, естественным, страстным, фактурным.

И мне кажется, я понимаю, о чем звенит мое тело.

Оно сигнализирует о недостатке любви, о том, что хочет оказаться в объятиях этого привлекательного волка, отринуть условности и покориться бурлящему цунами чувств.

И я делаю это.

Закусываю губу и тихонько стону, когда, опустив глаза, оглядываю идеальное, словно вылепленное талантливым скульптором из горячего мрамора тело, подаюсь вперед — не так видно, не так заметно, но очень чувствительно для внутреннего взора напряженного от ожидания мужчины.

Он понимает, что я капитулирую, и с рычанием и звериной радостью отзывается на мое предложение.

И тут же меня захватывает в настоящий водоворот вихрь эмоций.

Наши тела — это кипящие реки, горячая кожа. Пальцы — это инструмент для знакомства, умелые — его и несмелые — мои. Губы — это жаркое признание, одно на двоих разгорающееся безумие.

Я провожу дрожащим пальцем по его упрямым губам, тонкой линии носа, касаюсь щек с заметной щетиной и отмечаю для себя эту дорожку для поцелуев. Губы следуют тем же маршрутом — упрямые губы, тонкая линия носа, щеки с щетиной, до шеи с пульсирующей от возбуждения жилкой. Спускаюсь пальцем ниже, очерчиваю сильный, словно натянутый, выкованный из стали бицепс, касаюсь трогательной ключицы, трогаю вылепленный самой природой и явно усиленный тренировками пресс, и он позволяет моим губам последовать по этому маршруту, узнавая, принимая, привыкая к чужому телу, которое уже сейчас становится родным и знакомым.

Трогательная ключица, выкованный из стали бицепс, мощный пресс…

Напряжение между нами звенит и нарастает, еще немного — и сорвется в бешеном ритме, и он с мольбой в глазах смотрит сверху вниз на меня, желая, чтобы я нажала на спусковой крючок, позволив и ему делать своим телом все то, чего оно так яро жаждет.

И я соглашаюсь, касаюсь линии упругих волосков, уходящих под влажное после душа полотенце.

Лиам понимает, что будет дальше, и берет инициативу в свои руки с моего тихого согласия. Подхватывает, поднимает меня легко, словно пушинку, бросает на пол ненужное полотенце, перешагнув через него, проходит дальше в дом, поднимается по лестнице и укладывает на мягкую постель.

В темноте блестят его глаза, и голова немного кружится от предвкушения.

— Ты — только моя, — неожиданно для меня, или для нас обоих говорит он хрипловато и очень серьезно, веско. — Запомни это навсегда.

И тут же сметает, сминает поцелуем любые возражения, которые могут сорваться с губ.

— Золотко, вставай, — целую ее в нос и смотрю, как она пытается уклониться от яркого луча солнца, который целенаправленно светит ей в глаза.

День уже полностью вступил в свои права, метель улеглась, а Аурелия все еще приходит в себя после страстной ночи, в которой наши тела сплелись так уверенно, будто бы никогда и не расставались.

Наполненный зарядом бодрости, с утра я уже успел закопать тушу медведя, расчистить несколько ярдов тропы от снега по дороге в деревню и приготовить завтрак.

— Еще пять минуточек, — тянет девушка, но я не даю ей поваляться и мгновения — стягиваю с нее теплое одеяло и с удовольствием смотрю на великолепное, идеальное тело, которое открывается моим глазам.

— М-м-м-м, — мычит она, пытаясь поймать свое покрывало, но я не даю ей это сделать.

Хочется послать все к черту, но я уже обещал ей поездку к знахарке, а после рождества, после сегодняшней ночи, та может снова впасть в спячку на месяц или два — нам нужно поторопиться.

Найденная в шкафу одежда подходит только мне, но и своей паре я нашел стеганое пальто небольшого размера, в котором ей будет удобнее. С усмешкой смотрю, как она одевается, и не могу удержаться от глубокого поцелуя, который грозит перейти в долгую прелюдию.

— Ты сам говорил, что нужно спешить, — сдвигает на переносице она свои яркие брови.

— Ухм-м-м-м, — соглашаюсь и ловлю губами ее нижнюю губу.

Но каким-то образом наши роли сменились, и я даю ей возможность подержать узды правления в своих маленьких ручках.

— Тогда вперед!

— Только после вас, — даю ей дорогу спуститься первой по лестнице и тут же оглаживаю спину и все, что ниже, под ее возмущенное сопение.

— Ты сварил кофе? — Аурелия поднимает вверх брови.

— А что в этом такого? Я хочу и должен заботиться о своей паре.

Выкладываю в тарелку бекон, выставляю кружку с кофе, от которого идет пар. Она послушно принимается за завтрак, радуя своим здоровым аппетитом, и я думаю о том, что сегодня эта девушка так же мало похожа на себя вчерашнюю, попавшую под колеса моего автомобиля, как отличается копия картины, сделанная художником-любителем от оригинала. И этот оригинал намного лучше, ярче, сильнее, увереннее.

— Сегодня Рождество, и это лучшее время, чтобы познакомиться с моей стаей, — говорю, когда мы выходим из домика, плотно прикрываем дверь, чтобы никакое дикое животное не смогло попасть внутрь.

— Почему? Что такое? — Удивленно спрашивает Аурелия, и из ее рта вылетает облачко пара.

Ловлю его губами, прижимаю девушку к себе, на мгновение, чтобы не передумать и не отложить дорогу на неопределенное время. В конце концов, в деревне у меня тоже есть дом и огромная кровать, мягкость которой ей еще предстоит испытать.

— Потому что все будут в сборе, приедут из города, чтобы побыть с семьями.

Открываю ей дверь в машину, помогаю пристегнуться ремнем безопасности.