Амадо, слегка откашлявшись, заставил женщин обернуться в его сторону:

- Э-гм... да, так вот, сеньориты... хвост, взятый в отдельности, не есть кошка, но если он подвешен к кошке сзади и за него дергают... то ясно, что он для кошки вещь не совсем посторонняя... Позвольте мне, раз уж я причастен к этому вопросу, дать один совет: если предположить, что превращение в собаку - не проклятие, а болезнь, то можно надеяться на излечение. В природе нет яда без противоядия. Нам может помочь донья Софокос, знахарка. Ей уже сто сорок три и она вместе со всеми стариками живет в шахте, но охотно появляется на людях, если приготовить ей жареных рыбок-атеринок. Поскольку она питается одной глиной, это лакомство просто сводит ее с ума.

Приходилось опасаться Бочконогого, и поэтому все согласились на то, чтобы Пинко, глухонемой погонщик ослов, целый час тискал Альбину. За это он доставил их, укрыв в своем стаде, на пляж. Спрятавшись за прибрежными скалами, все трое несколько часов пытались наловить хотя бы с полдюжины рыбок. Обычно длинные и совершенно безмозглые рыбы-атеринки, привлеченные кусочками хлеба на дне корзинки, приплывают целыми стайками, так что рыбаки извергают их обратно в море, будто светящуюся блевотину. На этот раз, однако, улова не было. Рыбы плавали поодиночке и так нервничали, что заглатывали наживку и удирали, прежде чем крышка корзины захлопнется. Амадо, Каракатица и Пинко – этот помогал не по необходимости, а чтобы исподтишка прижать свои похотливые ладони к Альбининым ягодицам, как бы из-за удара волны, - отчаявшись, вышли из воды, продрогшие до костей, и растянулись на солнце. Альбина с сочувственным вздохом нырнула в море. Тут же к ней подплыла розовая рыбка, чтобы посмотреть на Альбину - или, скорее, поклониться ей. Та широко раскрыла рот, и рыба оказалась у нее под языком, будто в гнезде. За полчаса удалось поймать шесть штук: достаточно для обольщения доньи Софокос.

Шахта, вырытая в узловатой горе, над обрывом, походила на рот гигантской мумии; вместо крика из нее вырывалось облако оранжеватой пыли. От жары в подземелье возникали потоки воздуха, в них кружились перья мертвых чаек, острые, как наваха. Все трое с рыбками, запущенными в колбу, долго стояли и кричали у темной галереи. Никто не отвечал, жалобный напев сотни стариков заставлял колыхаться языки пыли. Наконец, прокладывая путь между медно-красных завитков пыли, появилась знахарка в сопровождении броненосца. При виде аппетитного подношения она бросила ком глины - броненосец принялся с жадностью его лизать - взяла крючковатыми пальцами колбу и, едва не задохнувшись, проглотила рыбок вместе с соленой водой. Затем старуха повалилась на горячую землю, (но высохшая пергаментная кожа, кажется, даже не ощутила этого), погладила вздутое брюхо, рыгнула и разразилась каким-то пьяным хохотом.

- Спасибо, огромное спасибо, молодые люди! Я столько лет ела землю, и вот рыбки вернули мне вкус к жизни. Я была ничем, пустотой, теперь я, по крайней мере, - желудок, наслаждающийся пищей. Скоро из меня полезет доброе, мягкое дерьмо, а не камни; это значит, я перестала быть бесплодной и могу опять рождать. Рождать что? Вонючую колыбель для личинок. Аллилуйя! Все, кто какает, существуют не зря: они творят червячков! Вам что-то от меня нужно?

Каракатица в приступе отвращения обняла Альбину за талию, шепча:

- Не бойся, родная моя. Мы тоже состаримся, но совсем не так. К счастью, перед кафе-храмом сидит Госпожа. Когда тела наши станут дряблыми, мы завернемся в ее паутину.

Амадо рассказал ведунье историю Альбины и мужчин-псов. Старая развалина, томно потершись о него и сладострастно обоняя мужской запах - отчего мгновенно испытала оргазм - отвечала отрывистыми фразами, словно кудахтая:

- Не беспокойтесь, любая задача уже таит в себе решение. Давным-давно, еще до инков, на этих запаршивевших землях обитали параки. Среди прочих богов они поклонялись и богине-собаке о двенадцати сосках, дававшей белое и черное молоко одновременно. Никто не знал, припадая к соску, что ему достанется - живительная пища или смертельный яд. От темного молока охранялись с помощью цветка шиграпишку. Он расцветает на одном из кактусов, но лишь раз в сто лет. Но иногда лекарство оказывалось убийст­веннее болезни: из двух человек, съедавших шиграпишку, один погибал. Видишь, на что ты идешь, молочно-белая девушка? Чтобы излечиться, надо хотеть этого, затем - знать, что ты можешь излечиться и наконец - принять те перемены, которые принесет тебе излечение. Не обманывай себя: если ты найдешь цветок, съешь его и останешься в живых, ты никогда уже не будешь прежней; а вместе с тобой изменятся другие, и весь мир тоже. Новыми глазами ты посмотришь на друзей, и они станут твоими врагами или жертвами. Возможно все. Но если ты откажешься меняться, тебя изнасилуют, тебе перегрызут горло, как последней суке. Что скажешь? Я вижу, тебя все еще терзают сомнения. Ты никогда не сможешь решиться! Лучше тебе умереть и обратиться в прах здесь, сейчас!

Броненосец взобрался по телу старухи, как по сухому стволу и свернулся на ее лысой голове, напоминая шляпу. Обе женщины и коротышка застыли на месте, надеясь, что все вокруг них рассеется, как дурной сон... Хриплое дыхание старухи перешло в беззубый смех. Из галереи возник ряд голых, обмазанных глиной страшилищ. Тащась еле-еле (некоторые хромали), жутко приплясывая, они начали спуск в сторону Каминьи. Донья Софокос встала, схватила броненосца и приказала ему: «Киркинчо, свернись!» Зверек спрятался в свой панцирь из костяных пластин и сделался шаром. Знахарка ловко кинула броненосца в Альбину, поразив ее в лоб. Изумленная, с окровавленным лицом женщина чуть отступила и упала бы в пропасть, но зацепилась у самого края за сухой куст. «Не помогайте ей, черт возьми!» - прогремела старуха, диковинным жестом парализовав Каракатицу с Амадо. Потом пробралась к обрыву и обратилась к Альбине:

- Трусливая фантазерка! Долго еще ты будешь держаться за существо, которого в тебе нет?! Вечность без перемен - отравленный подарок! Святая Госпожа вновь обрела память и зовет нас! Повинуйся, как мы! Выпрыгни вон из этого мира!

Схватив броненосца за хвост, колдунья принялась колотить им по Альбининым пальцам:

- Получай, вот тебе, получай! Сказала же, прыгай, шлюха!

Альбина с бешеным воем сделала нечеловеческое усилие, покачнулась, оттолкнулась ногами, кинулась в сторону старухи и приземлилась прямо перед ней. Донья Софокос лукаво на нее поглядела:

- Видишь, малышка, ты не из трусливых! Ты не овечка, не поддаешься никому, ты умеешь сражаться и побеждать! Да, ты заслужила помощь! - Тем же, что и прежде, жестом, она вывела Каракатицу и Амадо из оцепенения. - Слушайте все: по вине горных компаний, своей алчностью превративших эти земли во враждебную пустыню, сегодня здесь растет только священный кактус. По моим расчетам, он зацветет через четыре дня. За этот короткий срок вы должны найти его: ведь цветок шиграпишку, распустившись, живет только десять секунд. После этого он исчезает в ослепительном взрыве, оставляя такой острый аромат, что каждый обонявший его сходит с ума. Если не поспеть вовремя, придется ждать целый век, пока не расцветет следующий... Растение невелико, не больше десяти сантиметров в высоту, но оно живет столетиями, и его корни простираются на сотни километров, под сухой глинистой коркой. Единственный способ прийти к нему - отыскать один из этих длиннющих корней, выкопать и сделать его своей путеводной нитью. Я препоручаю вас Киркинчо: если ходить кругами, то он, со своим необыкновенным обонянием, найдет корень.