ЛЮСТРА сверкала даже когда была выключена. Просто таковой была ее роль в этой квартире и в этой комнате. Ее снимали и мыли ежемесячно во время странного мероприятия, которое называли генеральной уборкой. Звучало как генеральная репетиция, только критиков не приглашали и спектакля на следующий день не было. Она исправно светила, раз в год настороженно впуская на свое поле непревзойденной красоты новогодние гирлянды, которые на ней закрепляли, но остальные 364 дня в году она была одна. Однажды в декабре она насторожилась и посмотрела вниз. Никто не собирался вешать на нее гирлянды. Людей внизу не было. Она пригляделась и поняла, что и мебели не было. Комната была пуста. Дом шел под снос, и хозяева, переехав в новую квартиру, решили не брать с собой старья. Так они оставили ЛЮСТРУ.

ВОКЗАЛ был месивом людей и мусора, в котором ничего не менялось кроме пропорций этих самых людей и мусора. Например, рано утром людей было много, а мусора еще мало, а вечером наоборот. Каждый раз, наблюдая через лобовое стекло электропоезда за приближением ВОКЗАЛА, он с удовлетворением неслышно произносил, опережая неотвратимый голос из динамика: «конечная, поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны».

КОВЕР снимал усталость глубже, чем душ или выходной день. Секрет был прост. Нужно было просто войти на него босыми ногами, сразу после возвращения в квартиру. Постоять, пошевелить пальцами стоп в его белом ворсе. Пройти к окну и обратно, снова постоять. Усталость уходила будто навсегда. КОВЕР забирал ее.

ЛЮСТРА молча смотрела вниз. Хозяйка только что покинула комнату дочери, и та еще плакала на своей кушетке. ЛЮСТРУ терзал страх, потому что она была соучастницей. Мать запрещала дочери встречаться с каким-то недостаточно воспитанным юношей, но та, конечно, ее не слушала. Каждый раз перед облавой матери дочь прятала в плафоны люстры свою переписку с любимым на тоненьких и скомканных тетрадных листках. Сегодня люстре было особенно страшно. Если листочки будут сухими, то могут загореться, а если мокрыми от слез, то можно и короткое замыкание получить. Девочка плакала. ЛЮСТРА переживала. Юноша любил. Мама сердилась. Так шла жизнь.

ВОКЗАЛ был местом торжественных слез. Вдоль поезда всегда кто-то бежал, пытаясь сказать невысказанное. Военный оркестр гремел «Прощанием славянки», и даже рядом с наполненной окурками урной ты ощущал себя частью истории, как будто никуда кроме как на фронт и на освоение новых земель поезда и не отправлялись.

КОВЕР висел на стене и был фоном всех семейных фотографий. Это была прекрасная и ужасная семейная традиция, потому что КОВЕР пережил почти всех в этой семье. Поскольку у стены под КОВРОМ много лет стояла одна и та же древняя тахта, то композиция всех семейных фотографий была тоже навсегда утвержденной: в центре старики, потом дети на фоне родителей. Если одну за другой просмотреть несколько фотографий, то становилось очевидно, как старели и взрослели, как на место стариков переходили родители, а внуки занимали место детей, которые выставляли перед стариками уже своих наследников. Замкнутый круг бытия на фоне обычного шерстяного КОВРА.

ЛЮСТРА висела просто так. Ее не включали. Необходимыми и востребованными источниками света в комнате были телевизор и настольная лампа. Зачем же ЛЮСТРА? Это было чудовищно обидно, и вместо света она излучала эту обиду. Пять рожков, белые плафоны, отделка золотом и перламутром, но справиться с настольной лампой простой прямоугольной формы она не могла. Ее не выбрали.

Вот лишь несколько вариантов эмоциональной окраски объектов, но на самом деле их число бесконечно. Ибо язык и литература – это целая вселенная, а какое слово больше всего подходит к вселенной? Конечно, бесконечность. Попробуйте создать мини-истории в пять-шесть строк вокруг каждого из наших тренировочных слов. В этом упражнении важна некая изначальная позиция автора, наблюдателя, рассказчика. Это непростое задание очень сильно развивает ваши креативные ресурсы; но кто знает – может быть, однажды ваша книга, написанная от лица люстры, будет переведена на все языки мира. Верьте в себя и не останавливайтесь на пути самосовершенствования. Ищите цветные стеклышки, ракурсы и свой собственный взгляд на этот мир.

С годами я понял, что бывает несколько видов композиции во всем, что касается искусства и жизни: мерзкий шаблон, прекрасная традиция, асимметрия и полный хаос. Что бы вы выбрали? Выбор сложный. Писать по шаблону не хочется. Чтобы написать что-то современное и мощное в рамках традиции, нужно быть очень талантливым. Асимметрия – это талантливое новаторство, которое не будет сразу принято. Ну, а хаос – это, возможно, просто графоманский поток букв и слов. Меня учили жуткому шаблону в школьных сочинениях, но при этом учили наслаждаться Пушкиным, Толстым, Достоевским. Это было сложное испытание. Ты читаешь Пушкина, у которого язык, образы, сравнения, композиция как целая вселенная. И вдруг тебя заставляют писать сочинение по форме «вступление – кульминация – завершение». Литературу, даже современную, в такой шаблон не засунуть, но школа старалась. Потом я понял, что они имели в виду не композицию, а энергетический заряд. Сначала прогреваем двигатель. Разгон, наивысшие обороты, а потом постепенный сброс скорости и остановка. Однако это не композиция, а внутренняя драматургия, и уж точно не единственный вариант построения статьи или романа. Вот посмотрите на три из множества форм построения композиции, но при этом запомните важное правило: мир меняется. Импрессионисты нарушали одни правила, супрематисты – другие, прерафаэлиты – третьи. Но у правила есть продолжение: ты можешь нарушить прежнюю гармонию, только когда готов создать новую. Иначе нельзя. Иначе разрушения будет больше, чем созидания. А ведь мы пришли в мир для созидания, правда?

ШЛЕМ стоял на полке несколько бесконечно долгих месяцев. Это была глобальная бесполезность и пыль. Он знал, что однажды наступит день, когда в квартире откроют окна и сквозь пение птиц и другие звуки улицы все чаще начнет звучать рокот двигателя и рев глушителя. Это будет знак. И этот день наступил. Его повертели в руках и вынесли из комнаты. На улице дул самый прекрасный из ветров. Теплый ветер мая. Хозяин не надел его, а прикрепил к спинке пассажирского места на байке. ШЛЕМ его понял. Ведь ветер был так прекрасен. Они помчались ему навстречу. Потом был удар. Скрежет. Искры. Разлитый бензин по асфальту. А еще через несколько часов ШЛЕМ принесли в квартиру и поставили на полку. На этот раз навсегда.