– Костя! – раздался голос Женечки.

«Ну все, старик, твой выход! – взбодрил я себя. – Держись уверенно, дыши ровно, смотри спокойно. Все обычно, как и всегда. Главное, чтобы не обратили внимание на отсутствие подписей в доверенности. А еще лучше, чтобы про нее вообще забыли. Ну, пошел!»

Я встал и сразу же влетел в задницу девицы.

– Ну что же вы, – взволновалась она, – так сразу и толкаете девушку?

Женя рассмеялась, прикрыв рот ладошкой.

– Вика, перестань смущать молодых людей, – сказала она обладательнице безграничной попы. – Идемте, Костя, в бухгалтерии все готово.

– Простите, – сказал я Вике.

Женя подвела меня к знакомой двери.

– Подождете секунду? – попросила она и, отстучав по белой деревяшке пароль, который я уже никогда не сумею запомнить, скользнула в проем, из которого пахнуло растворимым кофе, бутербродами с колбасой, косметикой и бумагой.

Каждый месяц я вхожу в эту комнату, чтобы получить четыре тысячи спонсорских долларов за радиопрограмму, продвигающую их чай на рынке. Из этой суммы Фернандель, генеральный директор радиостанции, выплачивает мне десять процентов за то, что когда-то я нашел этого клиента и придумал под него еженедельную часовую передачу. Стол, который мне нужен, слева от двери. Серафима Марковна, выдающая деньги, привыкла, что, кроме меня, за ними никто не приезжает. Обычно я долго и тщательно проверяю каждую купюру. Редко когда она выдает всю сумму стодолларовыми. Как правило, это полный набор: полтинники, двадцатки и десятки с пятерками.

Если какая-то из купюр не нравится, я прошу заменить, потому что Элеонора, наш главбух, гнобит за затертые, ветхие и проштампованные арабскими словечками денежные знаки. Это означает, что именно эти бумажки и вернутся ко мне в качестве гонорара. Никакие возражения не принимаются – какие деньги принес, такие и получи. Один раз Элеонора прохлопала ветхую сотку, которую не обменяли ни в одном из пяти ближайших обменников. Гонорар мне вручили именно этой купюрой.

– Вы же приняли деньги? – возмутился я. – Зачем же даете мне то, что нигде не принимают?

– Милый мой, – проскрипела Элеонора, – ты радуйся, что это получил, а то ведь я могу и вообще ничего не дать!

Но сегодня – моя игра. Сегодня я должен получить не четыре тысячи, а совсем другие деньги.

– Все в порядке, – пригласила меня Женя. – Когда разберетесь с бухгалтерией, зайдете за мной покурить?

– Зайду, – пообещал я и вошел в комнату.

– У вас большая сумма, поэтому мы подготовили в основном купюрами по сто и немного по пятьдесят долларов, – предупредила Серафима Марковна.

– Спасибо, вы меня выручаете! – ответил я совершенно искренне.

Я понимал, почему обычно она впаривала мне всякую мелочь. Четыре тысячи собирались из наличных, которыми рассчитывались оптовики, приобретая у дилера партию товара. В этот раз деньги были действительно большими, и, вероятно, бухгалтерии пришлось заранее откладывать крупные купюры, чтобы собрать нужную сумму.

Важно было не переиграть. Доллары ложились передо мной аккуратными пачками, заполняя свободную часть стола. Я протягивал каждую купюру между большим и указательным пальцами правой руки, чтобы почувствовать выпуклость букв. Все шло достаточно быстро и было заметно, что Серафиме Марковне хочется как можно скорее закончить и распрощаться со мной, потому что сама она уже давно все проверила и отлично знала, что сумма именно та, что и должна быть.

– Двадцать шесть тысяч стодолларовыми, верно? – спросила она.

Я кивнул.

– И вот еще четыре тысячи по пятьдесят. Считайте!

– Всего тридцать тысяч, – подтвердил я, проверив и эти деньги.

– Вы с водителем?

– Ну конечно!

– Просто некоторые сами за рулем, поэтому я и спросила, – зачем-то пояснила она.

«Ну все, сейчас спросит доверенность, потом подпись – и привет…» Я дернул за шнурок рюкзака, достал из него пакет, сложил деньги и, стараясь сохранять максимум спокойствия, запихнул пакет обратно в рюкзак. Но Серафима Марковна уже была занята какими-то бумагами и ничего не спросила.

– Ну, – закинул я рюкзак на плечо, – до свидания! Теперь до осени.

– До свидания, – приветливо ответила она. Я открыл дверь и вышел из комнаты.

И это все? Тридцать тысяч баксов безо всяких бумаг?! Стоп, Костюнечка, стоп! Помедленнее шаг, а то сейчас взлетишь и не рассчитаешь посадку. И туши пожар в глазах! Туши немедленно, потому что Женька, эта рыжая умница, все поймет! Можно, конечно, списать на то, что человек счастлив за свою радиостанцию, только, пожалуй, слишком уж он счастлив. Так не бывает. Туши, Костец, туши родной! Еще нужно выбраться отсюда и желательно поскорее! Женя встретила меня в коридоре:

– Ну как? Все в порядке?

– Да.

– Тогда пойдемте ко мне, я вам отдам подписанные договор и счет-фактуру за апрель. Вы новые счета и договор привезли?

Пришлось вскрывать рюкзак и доставать файл с бумагами. Но Женя не проявляла никакого интереса к содержимому моего рюкзака. Она даже не спросила, есть ли у меня машина. Такое безразличие успокаивало. Потом пришлось курить с ней на лестнице, слушать, в каком восторге их руководство от программы и какие отличные перспективы нас ожидают предстоящей осенью.

– Ленечка интересовался, могли бы вы организовать осенью концерты молодых британских рок-музыкантов?

«Вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации, перед лицом своих товарищей я обещаю и торжественно клянусь…» – почему-то вспомнил я.

– Под вашим спонсорством?

– Ну конечно! И у нас к вам просьба – предложите, пожалуйста, сразу несколько исполнителей и их гонорары. Пусть это будут ребята, которые играют рок в самых обычных английских клубах. Неважно, что их пока никто не знает, главное, чтобы они продолжали традиции британской рок-музыки.

«…как жил и завещал великий Ленин, как учит родная партия».

– Хорошо, Женечка, я узнаю, но для этого потребуется не меньше месяца.

– Не беспокойтесь, это как раз тот случай, когда время терпит. Ленечка очень доволен результатами вашей работы и просил передать, что все хлопоты по новому проекту будут оплачены ин эни кейс. По рукам?

Женя игриво хлопнула своей ручкой, и мы попрощались.

Я спускался по ступеням лестницы, считал этажи и удивлялся собственному спокойствию. Четвертый, третий, второй, первый – вот и двери. Первую – на себя, кнопка домофона, вторую – от себя. После тусклого лестничного света майское солнце хлестнуло по глазам. Я надел солнечные очки и пошел к машине. Припарковаться пришлось метров за двести от офиса, потому что на Смоленской хватает придурков, бросающих машины вторым рядом, в результате можно безнадежно куковать в течение неопределенного времени. В моем случае это было исключено. Я должен сесть в свой старенький, никому, кроме меня, не нужный «опель» и быстро уехать.