Позвонила другая подруга, перепуганный голос: «Иду домой, мимо проезжает джип, автоматы со всех окон и стреляют!!! Хаотично! А по проспекту Мира идут танки в сторону центра».

Весь вечер, судя по звуку, где-то совсем рядом с моим домом раздавались автоматные очереди, мне очень хотелось выйти на балкон, выглянуть и посмотреть, что там происходит, но здравый смысл подсказывал, что этого делать не нужно.

Когда стрельба за окном наконец утихла, я долго не могла уснуть, лежала и думала: «Вначале одному психически нездоровому человеку пришла в голову идея стать императором. Потом другому психически нездоровому человеку пришла в голову идея придумать страну „Новороссию“. Потом третий психически нездоровый человек решил почувствовать себя великим военачальником – Стрелком. И ты тут, такой маленький и несчастный, лежишь и думаешь: почему все эти дядьки решили самоутверждаться именно на твоей судьбе?» Ответ, понятно, я на все эти вопросы так найти и не смогла.

А утром меня разбудил крик молочницы за окном: «Молоко!!» Жизнь, несмотря ни на что, продолжалась.

По дороге в магазин на улице, ведущей к нашему дому, я нашла целую пулю, видимо, она осталась после ночных автоматных стрельбищ. С тех пор стала носить ее в кармане любимых подранных шорт в качестве талисмана. Так все лето с пулей и проходила.

На следующий день после вхождения войск «победоносной армии» я сделала разведочную вылазку в город. Донецк окончательно вымер, на улицах совсем не было прохожих, лишь стаями бродили люди в камуфляже с автоматами, видно было, что Донецк им нравился больше, чем Славянск. На площади Ленина кучка недоумков приветствовала «освободителей» и праздновала «день освобождения Новороссии».

Предусмотрительное донецкое городское руководство за несколько дней до прихода Гиркина демонтировало со здания мэрии последнюю украинскую символику. Объяснили это реставрационными работами.

Последний украинский флаг долго держался на одном из балконов жилого дома, прямо перед ОГА, давно захваченной «орками». Я не знаю, кто жил в этой квартире, на балконе которой гордо развевался украинский флаг, но эти люди – настоящие герои.

С приходом Гиркина стало окончательно понятно: я живу в оккупированном городе. Все вроде бы по-прежнему. Но это уже не твой город, ты здесь не хозяин, этот город уже тебе не принадлежит. Твоей оставалась одна надежда.

С осознанием факта, что город оккупирован, я поняла, что прошла все стадии взаимодействия с «субкультурой ДНР», так я «этих» называла на своем внутреннем сленге. Вначале я их боялась, когда «орки» с триколорами бегали по городу каждые выходные и захватывали все, что могли захватить. Когда стало понятно, что шоу затягивается, на смену страху и презрительно-нервному смеху пришло отчаяние. Потом наступил период ненависти. Искренне чистой и прекрасной ненависти. Затем снова вернулся удушливый страх вперемешку с ненавистью, когда по городу стали ездить БТР с чеченскими «братьями». С первыми нашими самолетами – появилась надежда на скорое спасение. Но очень скоро на смену надежде вернулось отчаяние, потому что снова стало понятно, что долгожданное спасение затягивается. А с приходом Гиркина я достигла наконец состояния практически дзен-буддийского спокойствия: я жила на оккупированной территории.

После «дня освобождения Новороссии» выехали почти все до последнего державшиеся жители города. Остались в основном только немощные и старики.

Я хорошо запомнила одного соседа из соседнего подъезда. Это был высокий худощавый интеллигентного вида старик, с высоким лбом, седыми, зачесанными назад волосами. Каждый день в одно и то же время он очень медленно прогуливался по нашему опустевшему двору. Видно было, что у него есть годами сложившийся распорядок дня, которого он старался придерживаться. Он мне очень напоминал отца, который также в последние годы любил гулять перед нашим домом. На длительные прогулки у него просто не было сил.

Как и этот старик, практически пустой город старался придерживаться расписания. Один раз я ехала маршруткой, которые ходили редко, но регулярно, к своей тяжелобольной тете. Водитель оказался явным сторонником новоявленной республики, над его головой развевалась жуткая полосатая ленточка, а из динамика звучало местное радио. Тихий вкрадчивый голос призывал вступать в доблестную армию Новороссии. Голос вещал о том, как победоносная армия Гиркина гордо покинула Славянск и гордо вошла в Донецк, как ей не смогли преградить путь негры на польских танках. Почему негры? Потому что всех украинских патриотов «победоносная армия» уже победоносно перебила, а боевую украинскую технику уничтожила, и, кроме наемников-негров на польских танках, воевать с украинской стороны больше некому. Текст я передаю практически дословно. Вечером я, давясь от смеха, рассказываю по телефону маме, которая перебывает на даче, о «победоносной армии» и неграх на польских танках. А мама мне говорит: «Ты зря смеешься, сегодня бабки в магазине рассказывали об этих неграх». А дача наша была уже на украинской территории, где тоже не транслировался ни один украинский канал, а вещало только российское телевидение.

Прогулка – «праздник освобождения Новороссии»

Прогулка – «праздник освобождения Новороссии»

Из украинских каналов дольше всех продержалось в Донецке Radio ROKS. Для меня они были просто голосом Украины. Каждое утро я с нетерпением ждала встречи с ведущими утреннего шоу Radio ROKS Соней Сотник и Сергеем Кузиным. Приемник у меня стоял на кухне. Они мне составляли компанию за завтраком. Как-то раз, я уже не помню, в каком контексте, кто-то из них сказал: «Жаль, нас не слышат в Донецке». Я чуть не закричала в ответ: «Слышат, слышат». А одним утром я включила радио по привычке, перед тем как сварить себе кофе, а в ответ из приемника раздалась тишина. Их вещание тоже прекратили, а на этих волнах стало транслироваться через несколько дней радио Relax. Остаток лета я прожила под радио Relax, тоскливые мелодии которого очень гармонично сочетались со взрывами за окном.

Как-то я решила выпить кофе и через Facebook выяснила, что пара точек в городе таки работают. Среди прочих, к моему большому удивлению, работала и «Львівська майстерня шоколаду». Кафе было открыто, но посетителей не было, как и прохожих на улицах города. Все остальное, как всегда: белые кружевные скатерти, вкусный шоколад, вежливый украиноязычный персонал. На доске с меню кто-то написал: «Усе буде добре». Как тогда мы все надеялись, что «Усе буде добре!!!»

Проблемы стали подбираться незаметно. Закончилось мороженое типа Baskin-Robbins со вкусом моря, закончились шоколадки Roshen, полки магазинов пустели на глазах.