– Да я скорей женюсь!

Мы заржали. Причём так громко, что перепугали водителя фургона, подъехавшего к проходной завода.

– Ничего-ничего, – успокаивающе сказал мой сменщик и показательно-строгим взглядом прошёлся по документам, протянутым ему шофёром. – Завтра начнётся регулярка, матчи будем смотреть…

– Наконец-то!

Точно. Будет чем скрашивать смены почти до середины июня…

– Ну вот! – Долговязый напарник вернул документы водиле и нажал кнопку, вследствие чего шлагбаум начал плавно подниматься. – Ждём кубка от «Лётчиков»!

– Это да. С другой стороны, пора бы уже и канадскому клубу выиграть «чашку»…

– Верно говоришь. – Сменщик хитро подмигнул мне. – Родина хоккея без главного приза аж с какого года-то! Штатники совсем оборзели…

Переодевшись, я пожелал ему удачной смены и вышел из будки охраны.

В шесть вечера на остановке не так уж много народу. Рабочие давно уехали; смена-то в четыре пятнадцать заканчивается. Сейчас тут остались работяги-алкаши да офисный планктон из конторы неподалёку. Я высмотрел местечко справа от киоска, недалеко от урны, пристроился там и закурил.

Пивные бутылки, рядами вытянувшиеся на полках витрины, всё сильнее притягивали взгляд, а внутри меня вдруг что-то закопошилось… Странное состояние. Пить не хочется, но в то же время не пить – как-то ненормально. Я поймал себя на мысли, что всерьёз ищу причину, по которой надо всё-таки выпить пива. Может, это алкоголизм? Или «синдром провинциала» – когда спиртное выступает в роли своеобразного обезболивающего, затуманивая удручающе-безрадостные картины среды обитания…

– Сигаретки не найдётся? – раздался откуда-то снизу писклявый детский голосок.

Я опустил голову и обозрел троих пацанов.

Эх, ребята-ребята… Наверняка не больше десяти от роду, а уже курят. Впрочем, я сам когда впервые попробовал? То-то же. Не намного старше был, примерно через год после ухода отца.

Помню, тоже стрелял сигареты. Когда давали – радовался, когда не давали, разочаровывался и спрашивал у других. Вот не дам ему сигарету, и что дальше? Типа продлил жизнь этого сосунка на несколько минут? В идеале так и есть, но лишь в идеале. На самом же деле сосунок придёт домой обозлённый, не никотиново хлебавши. Это в лучшем случае. В худшем – спросит у другого, и тот его либо пошлёт, либо отвесит подзатыльник.

А в юном возрасте психика очень подвижна: череда посыланий и затрещин, а там, глядишь, и вырастет злодей. Потому ещё неизвестно, что лучше – дать или не дать. Можно посчитать меня последней сволочью, но я-то прекрасно помню, каково это – курить исключительно во время прогулок, ведь курить дома ещё не хватает наглости…

Эти размышления пронеслись в моей голове за долю секунды, пока рука ныряла в карман куртки и извлекала оттуда полупустую пачку.

– Тебе одну или три, по штуке на каждого? – уточнил я.

На лице пацана, испросившего сигарету, появился испуг; шкет отшагнул назад. Двое других последовали его примеру.

– Две, – неожиданно уверенным тоном заявил он. О как! Шаг назад, и уже смелый. Думает, что с такого расстояния его не достать. Пускай думает. Однажды получит люлей шагов этак с пяти и тогда будет знать, что суть не в дистанции.

Пацан бережно взял протянутые мною сигареты и быстро спрятал добычу в кармане.

– Спасибо…

Мне показалось, или ему стыдно?

– Да не за что, – дружелюбным тоном ответил я.

Получив желаемое, пацаны моментально потеряли ко мне интерес и в быстром темпе направились к ближайшему подъезду. Я смотрел им вслед и чувствовал, как из глубин памяти выплывают образы, сохранённые в детстве, уже достаточно давнем. Не настолько отдалённом, чтобы напрочь забыть, но достаточно неблизком для того, чтобы в воспоминании успели появиться пробелы.

Помню, сам прятался по подъездам и курил на лестничных площадках. Замечательное было времечко, потому что тогда главной и единственной проблемой была проблема «побыстрее сделать уроки и смотаться на улицу», а в довесок к ней – «замести все следы, оставленные выкуренной сигаретой». Предаваясь ностальгическим воспоминаниям, я ни на секунду не упускал из виду подъезжающие маршрутки. Даже копаясь в памяти, одновременно контролировать текущую ситуацию, всегда и везде стараться контролировать её – это первое, чему меня научили в армии.

– Какой ты удивительный человек, Коршун, – над правым ухом раздался мягкий голос, в нос шибануло запахом алкоголя. – Вот сколько тебя знаю, а всё равно поражаюсь.

Я узнал его по голосу.

– Удивительное рядом, Юрий Викторович!

– Ты зачем дал пацанам курево? – спросил он.

– Попросили. Я за никотин не жмусь…

– А если бы это была моя внучка? – В его голосе промелькнула нотка вызова.

– Твоей бы – не дал! – ухмыльнулся я.

Формально он, конечно, прав. Но кто ищет, тот находит, пацаны всё равно раздобыли бы курево. Так пусть уж лучше мои сигареты, чем вонючие «бычки», подобранные с тротуара.

Пожав руки, мы пару секунд поиграли в «гляделки», а потом одновременно полезли в карманы за мелочью, потому что маршрутка уже подъезжала к остановке. Ехать нам в одну сторону.

Юрий Викторович Бородин – когда-то был одним из приятелей моего отца. Так-то он мужик хороший. Весёлый, потому что каждый день «навеселе», в меру озабоченный, современный – ему за пятьдесят, а в интернете и современных прогах он, что называется, шарит. Мне, несколько лет назад перешагнувшему двадцатилетний рубеж, общаться с ним так же легко, как и с ровесником. А то, бывает, говоришь с человеком, который раза в два тебя старше, а разговор ни разу не клеится, что, впрочем, достаточно просто объяснимо: мы – продукты разных эпох, у нас разные ценности и взгляды.

Вот молодёжь упрекает родителей в старомодности. Но ведь родители в отличие от своих детей хорошо помнят и расцвет советского государства, и «оттепели», и перестройку, и лихие девяностые, и более-менее спокойные двухтысячные. Им, что называется, есть с чем сравнивать. Традиционность старшего поколения – нормальное явление. Наши бабушки и дедушки талдычили нашим же родителям: мол, какие возмутительные наступили времена, как ужасно изменились порядки, какие нынче распущенные нравы… И своим детям мы будем говорить то же самое. Поэтому, думаю, никогда не стоит спорить с родителями о том, какое время было лучше. Надо поберечь их и свои нервы. Жаль, что я понял это, когда стало уже поздно.

– Тут на днях, короче, Палыч будет днюху отмечать. – Юрий Викторович плюхнулся на сиденье. – Ты пойдёшь?

– А кто такой Палыч?

Ей-богу, впервые слышу о каком-то Палыче.

– Да Козырченко! Недалеко от тебя живёт! – Юрий Викторович посмотрел на меня изумлённо, так смотрят на человека, забывшего собственное имя.

– Владислав Павлович?.. – уточнил я.