— А ты бы — в её? — усмехнулся Глеб.

— Почему в её? Может быть, в пятикомнатную. Или — семи! Словом, такую, какая необходима для нашей семьи.

— Не дадут! И не просите.

— И вообще, почему мы должны просить у кого-то квартиру? Почему? — запальчиво произнёс Буримович. — Мать с отцом вкалывают за милую душу. Моя жена… Ну, и я не бездельничаю. Так дайте же нам возможность самим выбирать ту или иную услугу, благо…

— Многого хочешь, — раздался насмешливый голос.

Они обернулись.

— Привет, Женя, — поздоровался с высоким худым парнем Глеб.

Это был лаборант с химфака. Буримович молча кивнул ему.

— Я не конкретно о себе, — пояснил философ. — О тебе, о нем… О каждом. Потому что убеждён: чрезмерное сокращение принципа возмездности, эквивалентности и оплаты получаемых услуг, ограничение сферы товарно-денежных отношений, замена их прямым административным распределением приносит больше отрицательных, чем положительных результатов. И мы ещё удивляемся, откуда берутся так называемые «деловые» люди, разные проныры и прохиндеи! Надо за квартиру брать столько, сколько она стоит в действительности, за путёвку в санаторий — тоже. Хочешь иметь дачу — плати за землю не символический налог, а сумму, соответствующую затратам на благоустройство посёлка, проведение дорог, электричества, газа и тому подобное. Причём — дифференцированно. Желаешь поближе к городу или, например, у речки — дороже, подальше — дешевле!

— С моей зарплатой я могу рассчитывать на клочок болота за триста километров, — рассмеялся лаборант. — Да и мать, хоть она и доцент, тоже не разгуляется.

— Конечно, все эти меры не могут быть проведены при сохранении теперешних окладов, — сказал Аркадий. — Их нужно увеличить. Как и другие регулярные выплаты — пенсии, стипендии… Пусть каждый получает по труду и платит по потребности! Пора уже снять с плеч государства отдельные функции распределения.

— И будет рай! — воздел руки Женя.

— Порядок будет! — сказал Аркадий. — Исчезнет блат. Многие проблемы самоурегулируются…

Глеб вдруг спохватился — заседание кафедры, на котором он должен сделать сообщение. Глянул на часы — в запасе было минут двадцать. Он оставил Буримовича разворачивать свои идеи перед лаборантом, сдал литературу Люсе и пошёл в буфет. Перехватить чашку кофе.

По пути в буфет Глеб вспомнил, что нужно позвонить Копылову. У телефонов-автоматов толклись студенты. Не объясняться же с генералом при народе… Ярцев зашёл на кафедру русского языка и литературы, к знакомой лаборантке. Она собиралась идти обедать и, узнав, что требуется телефон, сказала:

— Звони… Будешь уходить, захлопни дверь на английский замок.

— Непременно, — улыбнулся Глеб, протянув ей пачку иностранной жевательной резинки.

— Ну, Ярцев, ну, душка! — лаборантка сделала ему ручкой и убежала.

Оставшись один, Глеб набрал номер служебного телефона Игната Прохоровича. Ответил помощник генерала. Соединил он с начальником управления весьма неохотно.

Ярцев поздоровался с Игнатом Прохоровичем деревянным голосом: повод не очень приятный, да и не знал он, о чем просить Копылова.

— Знаю, Глеб, знаю, — сказал генерал. — История, конечно, скверная. Передай Лене, пусть не вешает нос. Следователь опытный. Но и вы должны ему помогать.

— Само собой, Игнат Прохорович. Я звоню почему — просто поставить вас в известность.

— Нет, хорошо, что позвонил, — сказал Копылов, хотя Глеб чувствовал, что этот звонок вряд ли что изменит. — От бати вестей нет?

— Он не любитель писем. Я сам собираюсь в Ольховку. Надо же навестить.

— Добре, добре, — обрадовался чему-то генерал. — Передай большой привет Матвеевичу!

Глеб понял, что Игнат Прохорович занят, и поскорее закончил разговор.

В буфете — не протолкнуться. Глеба окликнул доцент Старостин. Научный руководитель Ярцева устроился в уголке.

— Приятного аппетита, Михаил Емельянович, — поздоровавшись, сказал Глеб.

Тот молча кивнул, указал на стул рядом.

— Куда ты, батенька, запропастился? — спросил доцент, прожевав кусок сосиски. — Интересовался зав…

— В библиотеке, — улыбнулся Глеб, усаживаясь за стол и потягивая тёплый кофе. — Яко книжный червь. Знаете, очень любопытные сведения удалось разыскать о Суворове.

— Да? — заинтересовался Старостин.

— Генералиссимус был скромен в еде и не любил давать парадных обедов…

— Знаю, знаю… Прижимист был полководец.

— Совершенно верно. — Глеб рассмеялся. — Особенно к нему набивался в гости Потёмкин. Суворов все отшучивался, но был вынужден наконец принять светлейшего князя. Понятное дело, фаворит государыни! Суворов призвал к себе метрдотеля Потёмкина, Матоне, заказал роскошный обед и просил не щадить денег. Для себя же Александр Васильевич попросил своего повара сготовить два постных блюда. Настал день приёма. Обед получился изумительный! Такие блюда подавали, что даже Потёмкин ахал! А уж кто-кто, но этот вельможа привык к роскоши! Как выразился о том обеде Суворов, «река виноградных слез несла на себе пряности обеих Индий». Сам же он, сославшись на нездоровье, клевал приготовленное собственным поваром. Назавтра Матоне прислал ему счёт. Генералиссимус ужаснулся — тысяча рублей! Платить он отказался, написав прямо на счёте: «Я ничего не ел». И отправил его Потёмкину. Светлейший князь посмеялся и оплатил счёт, сказав при этом: «Дорого стоит мне Суворов».

Глеб замолчал, заметив вдруг, что Старостин его не слушает.

— Забавно, не правда ли? — на всякий случай сказал он.

— Да, да, — встрепенулся Старостин.

— Что это с вами, Михаил Емельянович?

— Так, ничего… — доцент отодвинул тарелку с недоеденной сосиской. — Понимаешь, инспектор из Министерства высшего образования пожаловал. Проверять.

— Кого и зачем?

— Очередную кляузу, — кисло поморщился Старостин и вздохнул. — И дёрнул же меня черт согласиться на участие в приёмной комиссии! Лучше бы докторскую закончил! Осталось всего ничего, чепуха…

«Затянул старую песню», — подумал Глеб. Насчёт докторской он слышит от патрона уже четыре года. С тех пор, как стал на последнем курсе посещать студенческий научный кружок, которым руководит Михаил Емельянович.

Ярцев ожидал, что патрон опять заведёт сказку про белого бычка, то бишь про свою докторскую диссертацию, но Михаил Емельянович заговорил о его, Глеба, делах.

— С тобой надо что-то решать. Сегодня будем утверждать план защит на будущий год.

— Сделайте все, чтобы меня вставили, — зажёгся Ярцев.

— Когда, милый? — усмехнулся доцент.

— Ну, хотя бы в третьем, в крайнем случае — в четвёртом квартале.

— Успеем ли, — покачал головой Старостин. — И потом, публикаций у тебя