Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дядя Андрей был прав. Сложностей из-за того, что приехал не папа, а другой человек, у нас не было. Саня объяснял что-то по-своему, по-испански, на ресепшене, все понимающе кивали и выдавали ключи. Папину справку из больницы вообще никто не смотрел. Никому это было неинтересно. Главное, что у нас все номера были заранее оплачены.
– У меня комната на втором, – сообщил Саня, – а у тебя? – он поглядел на мой пластиковый ключ.
– Похоже, что на первом.
Чернокожий бой уже тащил куда-то мой чемодан и оглядывался, чтобы удостовериться, поспеваю ли я за ним.
Шикарная у меня комната! И такая же по размерам ванная! И такая же по размерам терраса! Суперпотряс!
Бой поставил чемодан на середину комнаты и встал у входа, чего-то ожидая.
– Спасибо! – поблагодарила я по-английски.
Он стоит, не уходит. Хотя все понял прекрасно! И сверлит меня черными глазищами.
– Спасибо! – повторяю я и лучезарно улыбаюсь. Неужели непонятно: ты свободен, можешь идти!
И тут вдруг он почему-то рассердился. Такой был любезный, а сейчас нахмурился, щелкнул на стене каким-то выключателем, щелкнул каблуками на пороге и буквально вылетел из комнаты.
Я пожала плечами. Что это с ним? Ничего плохого я ему не сделала. Ну спасибо, хоть чемодан довез. Вон он стоит на колесиках. Да ничего и не спасибо! Что, я не могла его сама докатить? Псих какой-то! Я подкатила чемодан к столу и стала разбирать вещи – мы тут целых три дня.
Ночью я ужасно мерзла. В комнате просто ветер бушевал. Казалось, еще немного – и снег повалит. Отыскала в рюкзаке шапку – ее я забыла Алишке в аэропорту отдать, как и варежки. Сейчас я этому обрадовалась. Нахлобучила шапку, варежки надела, под одеяло залезла и все равно тряслась от холода. Когда Саня зашел за мной утром, чтобы идти в ресторан на завтрак, я так его и встретила на пороге в этой шапке и варежках.
Он глаза распахнул:
– Что это? У вас так спят?.. В шапке и в этих… – он показывал на рукавицы и силился вспомнить слово.
– Это называется рукавицы. Или варежки. Нет, у нас, Александр, так ходят на лыжах. А вот на Кубе так спят. У меня очень холодно, Саша.
Он зашел в комнату, удивленно озираясь. Подошел к стене с выключателями и щелкнул одним из них.
И сразу зима кончилась.
– Ничего себе! Так это был кондиционер? Слушай, дурацкий бой вчера мне его включил. А я не просила! Чего он, зачем?
– Наверно, он ждал от тебя чаевые.
– Ой, точно! – я хлопнула себя по лбу.
Папа же мне говорил, что в отелях нужно за любую услугу давать доллар!
И все-таки подобное поведение боя было непонятно. Ну не дали тебе денежку, что ж, надо вредничать? А если человек заболеет?
На завтрак набрали мы с Саней всяких вкусностей. Он вроде веселый с самого утра был, а на завтраке опять поскучнел.
– Что опять случилось? – спросила я.
– Так.
– Что ты все: так да так. Когда настроение у кого-то плохое, другим тоже плохо.
– Не надо было мне с тобой ехать. Пусть бы дед сам ехал.
– Ага, мне очень интересно с твоим дедом, да?
– И со мной неинтересно.
– Не будешь букой, будет нормально!
Александр помолчал, покусал губу, за челку себя подергал, а потом выдал:
– Понимаешь, Дженя, – снова помолчал, повертел вилку в руках. – Здесь я вижу много-много разнообразной еды. И в то же время я знаю, что у тысяч кубинцев на завтрак нет ничего.
– Как это – ничего? Разве так бывает?
– Бывает. Как же не бывает, если у кубинцев нищенская зарплата.
– Это какая же?
– Двадцать долларов – не хочешь? И это средняя зарплата – заметь. Есть люди, которые получают меньше!
Я сразу вспомнила Хосе, вчерашний ресторан, официантку…
– Мне вчера говорил об этом один парень, я не поверила.
– Какой парень?
Я неохотно рассказала о Хосе и ресторане.
– Зачем тебе с незнакомцами по ресторанам ходить? Это у него уже такой промысел. У нас есть такие! С туристов денежки гребут.
– Да, Саня, было похоже на то. На культурный грабеж.
– Но он тебе не соврал насчет плотов и Америки. С Кубы бегут. И тонут. В Америке живут уже тысячи сбежавших кубинцев. И та женщина, официантка, правда получает шесть, ну, может, восемь долларов в месяц.
– И твои родители получают столько же? – в моем голосе пробился ужас.
– Они побольше. Ненамного побольше. А тут – у туристов, мамма миа! Чего только нет, ведь объесться можно!
– У нас это называется – обжираться. Обжорство – запомни новое слово.
– Об-джорство, – повторил Саня. – Зачем мне его запоминать? Мне оно не пригодится. Об-джорство только в отелях.
– Кто знает, пригодится – не пригодится… Значит, у тебя плохое настроение потому, что ты сердишься на туристов? В том числе и на меня?
– Я на них не сержусь. Тем более на тебя не сержусь. Как можно на вас сердиться? Туризм – основная часть кубинского дохода… За счет вас мы и живем. Так что успокойся. А тебе тот Хосе – как? Понравился? Он симпатичный?
Я помотала головой.
– Нет. Он же альфонс! Еще одно новое слово. Альфонс – мужчина, живущий за счет женщин. Запомни.
– Да знаю я это слово! Оно из испанского. Ты лучше не знакомься на улицах… с этими… альфонсами.
– А не с альфонсами можно? – Я смотрю на Рыжего, хитро прищурившись.
– Нельзя.
– Это почему?
– Так.
– Тебя надо прозвать – человек-так.
– Ты же со мной поехала. Вот и не знакомься… Я этого не хочу.
«А я, может, хочу?» – подумала я, но вслух не сказала. Если он меня сопровождает в поездке, это не значит, что мне знакомиться ни с кем нельзя. Подумаешь, кабальеро… Это мое дело!
По аллее среди кокосовых пальм и роскошных кустов с розовыми цветами, вдыхая аромат тропиков и лета, торопимся к океану. У нас на запястьях синие браслеты, благодаря которым на территории отеля мы – хозяева жизни. Кафе, бары, рестораны, танцевальные площадки, корты, бассейны – все наше и все бесплатно. И пляж, конечно! Он широкий, чистый, с мелким желто-коричневым песком с растрепанными, озорными зонтиками под сухими пальмовыми листьями. Пока доходим до пляжа, Саня читает лекцию:
– Варадеро – самый знаменитый пляж в мире. Вот эта песчаная коса тянется на двадцать километров вдоль Атлантического океана. На всем ее протяжении – отели для вас, отдыхающих…
Расположились на белых лежаках у самой воды. За пляжем пальмы бесшумно выращивают кокосы, а перед ним – масса океанской воды. Как же ее много! Земля на семьдесят процентов состоит из воды – вспоминается хрестоматийное. Справа какой-то японец сидит по-турецки. Медитирует. Замер, словно он Будда. На лице такое же блаженное выражение, как у восточного бога. Хоть поклоны перед ним отбивай. Слева семья из Канады – услышала это из их разговора, двое мальчишек-подростков и мама. Днем народу на пляже много, но он не кажется переполненным. Тут же, в тени пальм, кафе. Слышится испанская, итальянская, английская, французская речь. Русского говора что-то не слышу. Куда же подевался целый самолет россиян? Он просто бесследно растворился на Кубе… Дети, так похожие на русских малышей, строят из песка замки. Они говорят на разных языках, но понимают друг друга и отлично ладят. Ни писка, ни визга! Какие молодцы! И взрослые ведут себя спокойно, музыки нет, тишина. И мусора никакого не видно. Ни одной вообще бумажки и окурочка!