Мужчины расходятся с веранды. Толя манит меня и направляется к джипам.

— Поедешь с нами, посмотришь, как косулю бьем.

— Я не одета для охоты… — бормочу я, но иду следом.

Сдержанно-воодушевленные мужчины собираются. Хлопают двери внедорожников. Меня сажают за тонированное стекло на заднее сиденье. Как-то раз Толя взял меня на охоту сто лет назад. До сих пор помню подстреленного оленя с вытаращенными от ужаса глазами и выпавшим языком. Туша с запрокинутой под весом рогов головой, произвела на меня ужасное впечатление. Было жаль животное. Было неприятно смотреть на мужчин, разделывающих тушу — им это доставляло удовольствие.

Но сегодня что-то иначе. Сегодня что-то не так.

Толя садится вперед, место за рулем занимает «мальчик на побегушках» — долговязый парень с выступающим кадыком. Помню его, Костик, кажется. Семь лет бегает за Толей и чуть ли не в зад целует шефа, но так и не выслужился.

Цепь внедорожников выбирается за ворота. Сначала гоним по асфальту, затем попадаем в развороченную колею и пробираемся вглубь леса. В салоне висит мрачная тишина. Парнишка нервничает. Под колесами трещит валежник, фары выхватывают из темноты деревья и густой кустарник. Колея превращается в просеку, затем колеса цепляют асфальт: мы выбираемся на опушку и огибающую ее заброшенную дорогу. Наш джип останавливается, а сопровождающие двигаются дальше.

— Шеф, ну я пошел?.. — волнуясь, спрашивает парнишка.

— Давай.

Мы с Толей остаемся наедине. Он с удовольствием закуривает и смотрит в темноту. Фары гаснут, но я успеваю рассмотреть заброшенные строения, окруженные лесом. Его парни к чему-то готовятся: сгоняют машины, вытаскивают что-то квадратное из багажников. Все возбуждены, как перед охотой, но место странное и впечатление, что они ждут кого-то или что-то…

— Беспредельщик, — говорит он, завидев свет фар на просеке.

Я вздрагиваю: от тона бывшего и клички.

Они ждут Алекса…

Неосознанно съеживаюсь, пока Толя спокойно тянет сигарету. Вижу его лицо вполоборота: злое, опасное. Это не «мустанг», по той дороге он бы не прошел. Новая черная тачка.

— Идиот, — бывший презрительно смотрит, как Алекс выходит из авто, жмет парням руки, ни о чем не догадываясь. Смеется, оглядывается: то ли меня ищет, то ли Толю.

Ловушку готовят на него, но Беспредельщик об этом не подозревает… Толя тушит сигарету в пепельнице и оборачивается ко мне. Я перестаю двигаться и дышать.

— Ты понимаешь, почему ты здесь, Ника? О чем мы с тобой договаривались?

— Так что, Ника? Почему молчишь? Каким был уговор?

Не встречаться с мужчинами. Никогда не перечить ему.

Я не могу выдавить ни слова. Не дышу, только слушаю и про себя повторяю: не смотри на него. Не смотри… Одного взгляда хватит, чтобы бывший понял, как мысли об Алексе не давали спать прошлой ночью.

— Человек серьезно накосячил. А ты, Ника? Что насчет тебя?

Толя говорит спокойно, но он всегда тихий и рассудительный, если злится. Чтобы не допустить ошибку. Не сорваться. Месть он подает холодной. Он отворачивается к окну и я тоже смотрю на происходящее на поляне. Голова кружится, потому что я перестала дышать, но смотрю, как Алекс, ничего не подозревая, весело болтает с людьми Толи. Не чувствует опасности. В голове бьется: дурак, дурак, дурак… Как будто он может слышать мои мысли.

Я уже все поняла: по шелестящему змеиному голосу бывшего.

Алексу показывают вглубь леса, и когда он беспечно поворачивается, вытаскивают у него из-за пояса пистолет. Он удивленно разводит руки и отступает назад. Взгляд недоуменный. Я помню, как вызывающе он вел себя в ресторане. Он из тех, кто может, уверенный в своих силах, повернуться спиной к врагу. Ни бога, ни черта не боится… А тех, кто считает себя неуязвимыми, всегда подстерегает опасность.

Костик — а оружие забрал именно он — рисуясь, наводит на Алекса его собственный пистолет. Перед Толей выслуживается. Худосочный парнишка перед мощным Алексом выглядит карикатурой. Что-то насмешливо говорит — оскорбление, судя по неприятно удивленному лицу Алекса. Костик, не опуская оружия, пятится назад, чтобы уступить место бугаям из охраны. Алекс стоит неподвижно, пока его окружают шесть или семь мужчин. Взгляд устремлен к Костику, наверное, он что-то обидное сказал.

— Смотри, — говорит Толя, закуривая следующую сигарету.

Алекса бьют в лицо, и я опускаю глаза вопреки приказу. Пялюсь на свои коленки, едва прикрытые подолом гламурного платья, и прислушиваюсь к шороху с переднего сиденья. Толя не комментируя, наблюдает за расправой.

Не знаю, сколько это длится. Через автомобильное стекло долетают сдавленные мужские крики. Мне кажется, сначала он сопротивляется. Но на стороне Толи ночь, много времени и крепкие парни.

Я не смотрю, чем и как его бьют.

Не хочу.

Слышу, что чем-то тяжелым. От страшных криков снаружи начинает трясти.

— Зачем я тебе квартиру купил, сука? Чтобы ты там хвостом крутила перед своими уродами? В доме, где дочь моя живет?

Я обливаюсь потом, глядя на свои дрожащие руки. Пытаюсь натянуть на колени подол, чтобы не выглядеть падшей женщиной. Костяшки на пальцах белеют, так сильно я вцепилась в ткань.

— Выходи из машины, Ника, — продолжает Толя.

Перестаю дышать.

Почти ничего не чувствуя, словно я во что-то эфемерное превратилась, потеряла тело, выбираюсь из машины и смотрю на Беспредельщика. Боже… Взглядом повторяю путь: от машины, где его в первый раз ударили и где накапало кровью, до асфальтовой дорожки в черных пятнах от тютины, по которой он полз. Боже… На бордюре, заляпанном кровью и битумом, остались следы шин и красный отпечаток ладони. Словно он вытер разбитое лицо, а затем оперся на бордюр, чтобы встать. Боже… Алекс все еще пытается подняться, хотя избит сильно — очень сильно. Я его не узнаю. Не могу разобрать черты лица за слоем крови, гематомами и отеком.

Он еще жив. Его били долго, но он выживет. Если помогут.

Только здесь некому помочь.

Псы Толи окружили его, ожидая приказа — они готовы продолжить. А я выпала из реальности, ничего вокруг не видела, кроме тела Алекса в конце дорожки. Не могу поверить… В голове пролетают слова: в Москву тебя заберу, договорюсь, он моей семье должен… Толя не любит отдавать долги.

В ушах шумит. Звуки долетают издалека.

— Ника… — я начинаю слышать после того, как коренастая фигура Толи заслоняет обзор. — Сука ты драная… Ты меня слышишь?

В шоке смотрю на озверевшее лицо. Таким полным ненависти я его никогда не видела. Он орет на меня, обвиняя, но я почти ничего не слышу, словно смотрю видео без звука. Только белый шум.

В себя меня приводит сухой звук пощечины.