— Была? — переспросила Аня.

— Ну, разумеется… Я имею в виду в молодости. Ведь чудес не бывает.

Машеньке-то уже годков пятьдесят стукнуло. А красота продукт эфемерный.

Консервации, увы, не поддается. Хотя Мария, наверное, и сейчас еще ничего — держится.

— Вот как?

— Ну, такая была красавица, такая красавица!.. — опять заахал писатель.

— Какая все-таки? — решила уточнить Светлова, стараясь представить молодую Погребижскую.

— Черные как вороново крыло волосы и синие глаза. Удивительные глаза…

Пронзительной синевы! Я других таких больше не встречал. Представляете?!

— Пытаюсь, пытаюсь… — пробормотала задумчиво Светлова.

— Понимаете, Машенька могла ведь вообще ничего не делать… Жить исключительно на дивиденды от эксплуатации своей внешности. Так нет, "трудилась всю жизнь, как пчелка.

— А я думала, ей уже лет семьдесят!

— С чего вы взяли?

— Ну… Ведь ее книжки читают уже, кажется, спокон века?

— Книжки, да, давно печатаются, — согласился Малякин. — Но самой ей… даже не знаю… Не так уж она и стара, в общем, на мой взгляд. Ведь Машенька вундеркинд — очень рано добилась успеха. Ее первая книжечка, дай бог памяти, вышла в свет, когда ей лет двадцать всего было.

— Интересно…

— Ах, Маша, Маша… — снова забормотал Малякин. — Что это были за годы!

Упоение… Арбатские переулки… Как мы веселились!

И опять: «Маша, Маша…»

Светлова терпеливо ждала, когда писатель наконец вынырнет из этих переулков своей молодости.

— Вы не могли бы меня с ней познакомить?

— С Машей? — Малякин запнулся и впервые за время визита Анны взглянул на свою жену. — Понимаете, какая незадача: признаться честно, я давно уже ее не видел… Глупая ссора, пустяк, а ничего не поделаешь… Поссорились! Танечка, скажи-ка, сколько мы уже не разговариваем с Погребижской? Уж года два будет?

Жена Малякина согласно кивнула.

— Вот как? Такая ужасная ссора, что нельзя и помириться? — удивилась Светлова.

— Выходит, нельзя, — вздохнул писатель Малякин.

— Ну, хоть расскажите еще немного о Марии Иннокентьевне! Как она сейчас? Над чем работает?

— Да говорю вам, милая девушка, я уже не в курсе ее жизни.

— А кто же в курсе? Малякин пожал плечами:

— Даже не знаю… Брат Погребижской умер. Знакомые, друзья? Кто уехал, кто тоже умер. Право, не знаю… Знаете, ведь как это бывает: чем дольше живешь, тем больше вокруг пустеет местность…

— Неужели даже никого из родственников у нее больше не осталось? — удивилась Светлова.

— Из близких родственников — не знаю… Получается вроде, что никого не осталось. А вот есть одна дама… Она Погребижской вроде как золовкой приходится. Маша когда-то на заре юности была замужем. Потом развелась.

По-другому, впрочем, и быть не могло. Прирожденная холостячка. Так вот, эта дама — сестра Машиного бывшего мужа…

— А долго?

— Что — долго?

— Долго Погребижская была замужем? Писатель закатил глаза к потолку:

— Лет пять, наверное.

— А кто он, этот муж? — оживилась Светлова, почувствовав, что нащупывается наконец хоть какая-то ниточка, ведущая к замкнутой жизни Марии Погребижской.

— Не имеет значения, кто он…

— Почему?

— Потому его уже тоже нет в живых.

— Надо же какая напасть… — покачала головой Светлова. — Похоже, родственники Погребижской долго не живут.

— Да уж, — согласился Малякин. — Муж-то Машин умер… А вот его сестра, Елизавета, насколько я знаю, здоровехонька, видел ее недавно — на улице столкнулись.

— Получается, что эта Елизавета…

— Елизавета Львовна, с вашего позволения!

— Да-да, конечно… Значит, эта Елизавета Львовна — золовка Погребижской?

— Точней сказать, была ею когда-то! И довольно, следует заметить, это было давно.

«Неважно, когда это было… — думала Светлова. — Неважно, что это было давно… Пять лет — немалый срок. За это время люди многое узнают друг о друге, особенно если живут одной семьей…»

— А телефончик? — попросила Светлова.

— Кажется, был… — Малякин оглянулся на жену:

— Поищи, Танечка, поищи!

* * *

"Значит, еще не слишком старая и к тому же бывшая красавица… У-фф!..

— Светлова вздыхала, возвращаясь домой. — В общем, наверняка сложно организованная дама, с уймой психологических проблем и комплексов, да к тому же еще и творческая личность! В общем… Как говаривал бессмертный Шерлок Холмс:

«Его дед был герцогом, а сам он учился в Итоне и Оксфорде, так возьмите с собой на встречу пистолет, Ватсон».

Может, это она сама и «убила-закопала»? Какая-нибудь интрижка с молодым журналистом? И вот такой печальный результат…"

Светлова набрала номер телефона Андрея Кронрода.

— А как у Селиверстова обстояли дела с романчиками?

— Ну, как тебе сказать… Не как у меня. Видишь ли, он даже когда женился, предупредил свою жену: «Я тебя очень люблю, но, учти, в библиотеке я все-таки люблю посидеть больше».

— Поняла… — Светлова разочарованно положила трубку. Кажется, версия с мимолетной интрижкой имела очень мало шансов на успех. И телефон бывшей золовки Елизаветы Львовны, увы, тоже все время молчал.

В общем, как и было Светловой обещано, подобраться к Погребижской, как, впрочем, наверное, и к любым другим, пользующимся известностью людям в Москве, было чрезвычайно трудно.

И надо было признать, предложение Андрея «прокатиться» действительно не лишено было смысла.

Итак, Светлова подытожила результаты своих первых усилий…

Известно, что Мария Иннокентьевна и ее секретарь Лидия Евгеньевна собрались за границу.

Известно место, время, даже отель, в котором они остановятся.

Светлова задумалась. Это была очень важная информация. И глупо было бы ею не воспользоваться. Притом, что сведения, которыми, по всей видимости, обладала Погребижская, могли оказаться крайне важными для начала расследования.

Здесь, в Москве, любая попытка приблизиться к ним будет слишком бросаться в глаза и отпугнет старушек… Да они, по словам Кронрода, почти и не выбираются за пределы своей «крепости».

А вот там, в отеле «Адриатика»…

Не собираются же дамы сидеть взаперти в своих номерах?