Со временем активная жизнь поселенцев начала концентрироваться в границах существующей теперь территории, но скиты продолжали существовать и жить по сложившимся там устоям. Сородичи из Таволог появлялись в скитах, чтобы навестить и попроведать своих близких. Одна из жительниц Верхних Таволог вспоминает, как, будучи ребенком, принимала участие в таком посещении могилок. Конечно, память детская цепкая, но вообразить по ней абсолютно объективную картину реальности трудно. Тем не менее, общее представление всё-таки получить возможно. Это воспоминание изложено в рукописных материалах, с которыми мне случайно удалось познакомиться. Автор этого изложения – Марина Ивановна из Екатеринбурга. Копию рукописи она оставила родственникам-таволжанам для ознакомления. Мне в руки она попала, когда я ездил по округе и собирал материалы для себя. Оказалось, что Марина – внучка моей первой учительницы – Матвеевой Александры Ивановны. Воспоминания маленькой таволжанки выглядят так:

«Прошло много лет, но всё стоит перед глазами картина, когда нас, ребятню, привезли от прапрабабушки Пестимеи из лесного монастыря (мы с бабой Маней из Таволог ездили её навещать). За нами приезжал вестовой, верхом на лошади. Посещение монастырского скита в лесу – в глухомани, без дороги, куда и на лошади, по лесным тропинкам, еле-еле добрались, – оставило неизгладимое впечатление. Одни птичьи голоса. А в скиту всё таинственно, всё священно, ни шагу без молитвы и благословения, только и слышишь «матушка, благослови, хлеб в печь посадить» – «бог благословит» и т. д. Иконы высоко на деревьях, тут же столы для питания длиннющие, тут же и молятся, всё на воздухе, а он изумителен!

Самого здания монастыря, его келей мы не видели, туда нельзя, Священно! Они где-то в лесу…

Мы всё время были около повозки – телеги и лошади. Тут же и спали. Лето, тепло.

Всё это оставило следы таинственности и божественности, неприкосновенности, где спасались от греховности старообрядцы – кержаки. Самый праведный и чистый народ…»

Сопоставляя написанное с другими имеющимися сведениями, можно предположить, что ездили они в Благовещенский скит, и что именно тут (об этом есть и в преданиях) спасался от поимки небезызвестный Сенька Сокол – герой книги Евгения Фёдорова.

Из года в год, в связи с переселением из скитов и с притоком по разным причинам мигрантов, Таволги обустраивались, а их население увеличивалось. Первые достоверные сведения о численности населения деревни относятся к 1837 году, тогда в Верхних Таволгах было 53 дома с 359 жителями, все – старообрядцы. С тех пор почти на протяжении столетия количество поселян неуклонно возрастало: в 1855 г. имелось 89 домов с 511 жителями, в 1858 г. – 513 человек, в 1869 г. – 578. По переписи 1887 года жителей насчитывалось 638 человек, из которых 317 мужского пола, 321 – женского. По той же переписи старообрядцев в этой деревне было 339 мужского пола, 373 – женского. Православных – 87 чел. В 1897 г. в Верхних Таволгах в 146 дворах проживало 670 жителей, приписанных к Верхне-Таволожскому сельскому обществу.

С появлением в 1702 году в Невьянске заводчиков Демидовых жизнедеятельность в округе активизировалась. В деревне развивалось кустарное производство, разрасталась инфраструктура.

Документы, хранящиеся в Невьянском историко-архитектурном музее и городском архиве, свидетельствуют о развитии деревни с конца XVIII века по 30-е годы XX века, и позволяют представить, насколько насыщенно протекала её жизнь в те времена.

В 1789 г. Верхних Таволгах была построена деревянная часовня, небольшая, но довольно прочная. При ней стоял деревянный столб с медным колоколом. В 1837 году часовенным старостой был Яков Иванович Холодилов. С конца XVIII в. деревня (вместе с Нижними Таволгами) приписана к Быньговскому приходу, а с открытием в 1861 г. в Быньговском заводе волостного правления – к Быньговской волости.

В селении был развит овчинный (скорняжный) промысел, возникший, возможно, еще в XVIII в. и тесно связанный с портняжным. Промысел зависел от местного крестьянского хозяйства. Почти каждый домохозяин овечьи кожи не продавал, а отдавал скорняку для выделки, чтобы потом сшить тёплую одежду для членов семьи. Кустари Таволог работали на вольную продажу.[3]

Развитию промысла способствовали отсутствие земледелия и вызванная этим потребность в побочном заработке, близость от места закупки сырья (овчин) – Ирбитской ярмарки, и от места сбыта. Сбывали овчины таволжане в Невьянске, Нижнем Тагиле, Салде, Режевском, Алапаевском заводах, Кушве и на месте производства.

Таволжане покупали сырые овчины на Ирбитской ярмарке, выделывали их и перешивали в полушубки и рукавицы, которые продавались на уральских заводах. Всего в 10 дворах Верхних Таволог в начале 90-х гг. XIX в. выделывалось 9710 овчин (покупаемых за 9320 рублей), из которых шились 2340 полушубков на сумму 9665 рублей и 4675 пар рукавиц на сумму 1917 рублей[4].

В конце XIX в. в Верхних Таволгах имелось 38 овчинных заведений. В Верхних Та волгах было 2 свечно-мыловаренных заведения: Якова и Ивана Коротковых, в которых работало семь человек, из которых трое – семейных и четыре – наёмных. Грамотными были три человека.

Имелись в Верхних Та волгах и 2 маслобойных заведения с использованием водяного привода по выработке конопляного масла. Одно – на речке Таволга, другое – Фоки Ивановича Грошева – на реке Нейве в двух верстах от деревни.

Таволожские мастера принимали участие в Сибирско-Уральской научно-промышленной выставке 1887 г. в Екатеринбурге.

Таволожский кожевенный завод в Атласе Российской империи 1745 года

Не обошли стороной деревню и события гражданской войны. В сентябре 1918 года в Невьянском районе происходили ожесточенные бои между 2-й Красной Уральской дивизией и белогвардейцами. Через Верхние Таволги проходило много частей – и белых и красных; проходили белочехи и атаман Дутов. По рассказам старожилов, под временный штаб проходящих войск белочехов был выбран дом Лукояна Деева. В подтверждение этому при строительстве сарая рядом с этим домом в 70-е годы был откопан револьвер. Видимо, кто-то из нерадивых бойцов обронил его тогда.

У бабушки нашей, свидетеля тех событий, с тех пор в подполье жила малая сапёрная лопатка – с помощью её она позже готовила известь для побелки и всё говорила, что лопата осталась от чехов.