Наверное, на всей Земле нет мужчины, который бы вызвал в ней томление.

Сжимая в руке деревянную ложку, она повернулась за миской и снова увидела на пороге Кэла. Она сдавленно вскрикнула, и ложки полетела на пол. Кухню осветила вспышка молнии, а потом все погрузилось во мрак.

— Либби!

— Черт побери, Хорнблауэр, ты что, нарочно? — Задыхаясь, она рылась в шкафчике, ища свечу. — Ты меня до смерти напугал!

— Ты решила, что я мутант с Андромеды?

Глупая шутка заставила ее сморщить нос.

— Я же сказала, что не читаю такую дребедень. — Либби прищемила палец дверцей, выругалась и рывком распахнула другой шкафчик. — Где эти дурацкие спички?

Развернувшись, она врезалась в темноте в мускулистую грудь Кэла. Снова сверкнула молния, осветив на миг его лицо. У Либби пересохло во рту. Голова закружилась. Какой он сильный… Сильный и опасный…

— Ты вся дрожишь… — Его голос неуловимо помягчел, но руки, лежащие у нее на плечах, оставались твердыми. — В самом деле испугалась?

— Нет. Я… — Либби тряхнула головой. Она не из тех женщин, которые боятся темноты. И конечно, она не из тех, кто боится мужчин — если называть вещи своими именами. И все же она вся дрожит. И руки дрожат, которые упираются в его обнаженный торс. Страх тут совершенно ни при чем. — Я должна найти спички.

— Зачем ты выключила свет? — Кэл блаженно зажмурился и в прохладной монотонной тьме он сосредоточился на ее аромате — неуловимо женственном и чуточку греховном.

— Ничего я не выключала. В грозу тут такое часто бывает… — Он крепче сжал ее плечи, и она ахнула: — Калеб!

— Кэл. — Снова сверкнула молния, и она увидела, что глаза у него потемнели. Теперь он смотрел в окно на грозу. — Все называют меня Кэлом.

Он отпустил ее. Хотя Либби приказала себе успокоиться, она тут же дернулась, услышав громовой раскат.

— Мне нравится имя Калеб, — возразила она, надеясь, что в ее голосе не слышно страха. — Придется оставить его для особых случаев. А пока отпусти меня.

Он провел пальцем по внутренней стороне ее запястья.

— Почему?

В голове у нее помутилось. Он был так близко, что она слышала, как сильно и ровно бьется его сердце. Его пальцы неспешно гладили сгиб ее локтя — она и не знала, что там такое чувствительное место… В темноте Либби не видела Кэла, но ощущала его теплое дыхание совсем рядом со своими полураскрытыми губами.

— Я… — Все ее мышцы, все до единой обмякли. — Не надо! — Она отпрянула. — Мне нужно найти спички.

— Да, ты говорила.

Прислонившись к рабочему столу, чтобы не упасть, она снова принялась рыться в шкафчике. Руки так дрожали, что она целую минуту не могла чиркнуть спичкой о коробок. Кэл, сунув руки в карманы пижамных штанов, задумчиво наблюдал, как пляшет и попыхивает маленький язычок пламени. Не поворачиваясь к нему лицом, она зажгла две свечки.

— Я разогрела суп. Будешь?

— Можно.

Когда чем-то занимаешься, руки не дрожат.

— Наверное, тебе лучше.

Губы его скривились в невеселой улыбке; он попомнил, как несколько часов пролежал и темноте, ожидая, когда же вернется память.

— Наверное.

— Голова болит?

— Да не особенно.

Хорошо, что она успела вскипятить воду!

Либби расставила на подносе миски и чашки.

— Я собиралась посидеть у огня.

— Ладно. — Кэл взял свечки и пошел впереди. В грозу он чувствовал себя легче. Все, что он видит вокруг, кажется ненастоящим. Может, к тому времени, как дождь прекратится, он поймет, что ему делать.

— Тебя гроза разбудила?

— Да, — улыбнулся Кэл, в очередной раз солгав. Он сел в кресло у камина и вытянул ноги. Как замечательно, оказывается, побыть в таком месте, где обыкновенная гроза приносит мрак и приходится зависеть от свечей и огня. На компьютере такое не воссоздашь. — Как думаешь, свет скоро дадут?

— Через час. — Либби поднесла ложку ко рту. Теплый суп немного успокоил ее. — А может, через день. — Она рассмеялась и тряхнула головой. — Папа все твердил, что надо бы подключить генератор, но так и не подключил, руки не дошли. Когда мы были маленькими, зимой иногда приходилось по нескольку дней готовить на огне. Спали мы тогда все вместе на полу, а родители по очереди вставали и следили, чтобы огонь в камине не погас.

— Тебе здесь нравилось? — Некоторые знакомые Кэла в отпуск ездили в заповедники и жили там в палатках. Он всегда считал их немного странными. А Либби так рассказывает о бытовых неудобствах, что самому хочется попробовать.

— Да, очень нравилось. По-моему, благодаря тому, что я так провела первые пять лет жизни, я и полюбила работать на раскопках и ездить в экспедиции.

Кэл понял, что Либби немного успокоилась. И голос стал прежним. Хотя ему нравилось видеть ее взволнованной, он подумал, что чем она непринужденнее, тем больше сведений он соберет.

— Какой эпохой ты занимаешься?

— Да никакой в отдельности. Можно сказать, я занимаюсь родоплеменным строем. А конкретно вопросами влияния на изолированные сообщества современных орудий труда и достижений научно-технического прогресса. Например, я изучаю, как электричество меняет жизнь примитивных обществ в целом. Раньше я занималась вымершими цивилизациями: ацтеками, инками. — Все просто, подумала Либби. Чем больше она рассказывает о своей работе, тем меньше вспоминает о том, что произошло на кухне, и о своей неожиданной реакции. — Осенью собираюсь поехать в Перу.

— С чего у тебя все началось?

— Когда я была маленькая, мы ездили на Юкатан и любовались величественными руинами майя. Ты бывал в Мексике?

Кэл с трудом припомнил одну особенно бурную ночь в Акапулько.

— Да. Лет десять назад. — «Точнее, двести лет спустя», — подумал он, хмуро глядя в миску с супом.

— Неприятные воспоминания?

— Что? Нет, наоборот. Какой у тебя чай… — Он отпил еще глоток. — Знакомый вкус!

Улыбнувшись, Либби поджала под себя ноги.

— Папа очень обрадуется, если я ему передам твой отзыв. «Травяная радость» — его компания. А начинал он вот здесь, в этой самой хижине.

Кэл отпил еще глоток и вдруг засмеялся:

— Я думал, это выдумки, легенда.

— Нет. — Либби смотрела на него в упор. На ее губах играла полуулыбка. — Не поняла юмора.

— Трудно объяснить… — Сказать ей, что через двести лет «Травяная радость» станет одной из самых крупных и влиятельных компаний на Земле и в ее колониях? А производить будет не только чай, но и биотопливо, и бог знает что еще… Подумать только! А он, Кэл Хорнблауэр, очутился в той самой хижине, где все начиналось. Устроился в кресле и наслаждается уютом. Он поймал на себе взгляд Либби. Она внимательно смотрела на него, как будто собиралась снова пощупать ему пульс. Кэл поспешил объясниться: