— Что он хотел от тебя, Дэниел? Чего хотел Профессор? Он дал тебе какие-то распоряжения? Если дал, то какие?

— Да. — Воздуха в измученных легких хватило только на одно короткое слово. — Да. Он дал мне… поручение.

— Расскажи, и я, может быть, не стану больше окунать тебя в воду.

И Карбонардо рассказал. Рассказал все. Что ему поручили отправиться в отель. Разузнать, надолго ли остановилась миссис Джеймс. Выведать, в какой комнате.

— Миссис Джеймс? — Голос определенно принадлежал Беспечному Джеку. Дэниел уже почти видел его — стоит около кровати с этой своей волчьей ухмылочкой.

«Привет, Дэниел, надо поговорить».

— Так она сама назвалась.

— Кто?

— Сам знаешь, кто.

Почти неуловимая пауза… А потом его снова схватили, сунули в воду, и вот он уже опять бьется, как рыба, хрипит, дерется за жизнь. В этот раз получилось даже хуже. Вдобавок ко всему прочему Дэниел еще и обмочился. В конце, когда воздуху не осталось ни капли, он не выдержал, хлебнул воды и зашелся кашлем. Перед глазами поплыл красный туман…

И тьма.

— Это тебе урок, юноша. Не надо разыгрывать передо мной старого солдата. — Голос Беспечного Джека напоминал скрип мельничного жернова.

Дэниела вырвало проглоченной водой. Съежившиеся легкие задергались.

— Кто такая эта миссис Джеймс? Говори все. Рассказывай, что знаешь. И только правду.

— Миссис Джеймс — это Сэл Ходжес. Женщина, что приглядывает за девочками Мориарти. За всеми его борделями.

— И много у него таких заведений?

— С десяток в Вест-Энде и еще несколько поменьше в разных районах. Их называют домами шестипенсового греха. В основном в пригородах.

— Вот как? Думаю, ему бы стоило посчитать получше. Слишком долго Профессор отсутствовал. А когда кота нет, мыши… Ну, ты же сам понимаешь.

Неподалеку кто-то хихикнул.

Отца Джека все называли Айделлом Деревенщиной из-за его красной физиономии, рубленой, словно он шел за плугом, его особой походки и постоянно разинутого рта. В комическом журнале «Панч» на него однажды даже поместили карикатуру с такой подписью: «Айделл Деревенщина ловит мух, разговаривая с батраками». Рисунок изображал Родерика Айделла разглагольствующим перед группой увлеченно внимающих ему политиков. Сын, Джек, во многом пошел в отца и, в частности, умело напускал на себя глуповатый вид, притворяясь недалеким простаком. На деле же он был, конечно, шустрым, как веник, и опасным, как потревоженная гадюка.

— Если увидишься с Мориарти — чего я бы тебе не советовал, — скажи, пусть приглядится получше к своим гнездам порока. Далеко не все они делятся с ним прибылями. Времена теперь другие. Ладно, Дэнни. Чего он хотел от миссис Джеймс?

— Профессор подозревает, что у него под боком завелся предатель, что кто-то выдает врагам информацию о нем самом и его планах.

— И что? При чем тут Сэл Ходжес? Они же с ней не разлей вода.

— Не знаю. Есть у него какие-то подозрения. Будто бы Сэл знает имя предателя.

Она знает. Она назовет имя. Это кто-то из троих или Спир.

— И ты должен был, так сказать, выжать из ягодки сок, а?

— Так мне приказали.

Судя по донесшимся из темного угла звукам, притаившиеся там люди признали в его словах по крайней мере долю правды.

— Хорошо, Дэнни. Ты — парень сообразительный. Рассудительный. Признаюсь, я и не думал, что среди тех, кто принимает приказы от Профессора, есть такие смышленые.

Дэниел уже хотел было открыть рот и выразить свое мнение на этот счет, но в последний момент передумал и благоразумно промолчал.

— Хочешь услышать совет? — негромко спросил Беспечный Джек. — Хочешь, Дэнни?

Дэниел кивнул.

— Так что, примешь совет? — взревел Беспечный Джек.

— Да, — прохрипел он.

— Тогда слушай. Убирайся из Лондона. Уноси ноги. Отправляйся подальше да заройся поглубже. Найди работенку поскромнее. В какой-нибудь сельской школе. Обучай мальчишек фехтованию или дамочек гимнастике. В общем, исчезни. Ты понял?

— Да, сэр. Понял.

— Предупреждаю, Карбонардо. Не скроешься с глаз, не отойдешь от Мориарти и его банды, прикажу найти, из-под земли достану, и в следующий раз мои парни окунут тебя так, чтобы уже не вынырнул. Не приближайся к Профессору. Его время ушло. С ним покончено.

В этот самый момент случилось небывалое погодное явление. Хотя на улице уже подмораживало, небо вдруг озарила мощнейшая вспышка, жуткая раздвоенная молния рассекла тьму, и в комнате на несколько мгновений стало светло как днем.

В потоке хлынувшего света Дэниел Карбонардо ясно увидел Беспечного Джека, стоящего в шаге от небольшой группки, и справа от него Сэл Ходжес, которую держали за руки два дюжих типа неприятного обличия. Сэл — в этом Дэниел мог бы поклясться — выглядела до смерти испуганной.

За небывало долгой вспышкой последовал сильнейший удар грома. Когтистые лапы страха сжали грудь, по спине пробежал холод, и пол содрогнулся и как будто ушел из-под ног.

В баре «Становой якорь» гром тоже услышали, но молнию не увидели, поскольку заведение выходило окнами на узкую Вест-Индия-Док-роуд, заслонявшую его от дневного света и вынуждавшую хозяина «Якоря», Эбба Кимбера, почти круглосуточно жечь масло в лампах; доходы не позволяли даже надеяться провести когда-нибудь электричество.

Удар грома, можно сказать, возвестил появление Альберта Спира, Ли Чоу и Эмбера. Щеголеватые, в дорогих, пошитых на заказ костюмах и пальто — настоящие франты, кутилы и прожигатели жизни.

— Что это было? — спросил Эмбер. — Гром?

— Да. Чудная погода. — Спир цыкнул зубом. — Странное дело. Заходили в порт — был туман со льдом, приехали сюда — гром откуда ни возьмись.

— Меняется погода. Об этом еще в «Рейнольдс ньюс» писали.

— Ну конечно, они там, в «Рейнольдс ньюс», все знают. — Спир задумчиво посмотрел на Эмбера и, презрительно скривившись, повторил: — «Рейнольдс ньюс», вот еще…

— А я одназды видел, как на одной столоне улисы сол доздь, а на длугой светило сонсе.

— Где это ты, Ли, такое видел?

— В Нанкине.

— Вот так да! — усмехнулся Эмбер. — А я думал, ты дальше Уоппинга нигде и не был.

— Я много лет плозил в Китае. Когда молодой был.

В зале, куда они вошли, уже находились несколько завсегдатаев: сидевший у камина пожилой мужчина читал «Ивнинг стандарт», а у стойки двое парней обхаживали женщину, производившую впечатление особы довольно взбалмошной — возможно, из-за избытка румян на щеках, драной горжетки на плечах и омерзительного, напоминающего кудахтанье, смеха, который, при условии верного направления ветра, мог бы поднять из могил старожилов ближайшего кладбища.