Вот он – Карфаген! Главный враг! Ещё чуть-чуть, и он падёт к их ногам!

Римляне торопились. Их несколько смутило грамотное перемещение карфагенского войска.

– Клянусь Юпитером, этот сброд начал напоминать настоящих солдат! – покачав головой, с долей удивления произнёс видавший виды центурион.

Но основная масса легионеров не придала этому серьёзного значения. Настораживало присутствие слонов, но консул Марк надеялся на лучников, которые должны были засыпать стрелами эти «танки древности». Когорты выстроились более глубоко, увеличив фронт. Центурион Гай Марций располагался поблизости от консула Марка.

– Сейчас пунийцы двинут слонов! – сказал консул, посылая лёгкую пехоту вперёд, чтобы сдержать движение слонов.

Но Ксантипп вместо слонов бросил в атаку конницу. Малочисленная римская конница попыталась защитить пехоту, но была сметена в один миг, после чего конница карфагенян врезалась в ряды пехоты. Лучники бросились бежать. Сражение только началось, но Ксантиппу удалось сразу лишить римлян лёгкой пехоты и всадников. Оставалась, конечно, дисциплинированная и многочисленная тяжёлая пехота – её железные когорты и центурии. И вот на них-то Ксантипп и двинул слонов. Лучников для обстрела боевых гигантов уже не было.

Консул Марк попытался исправить положение, послав в атаку когорты легионеров. Но атака получилась неровной, так как легионеры пытались наступать, избегая столкновения со слонами. Те же, кто не смог избежать этого столкновения, не смог им противостоять, погибал под ударами бивней и под тяжестью слоновьих ног. Позади слонов на пегом жеребце, не торопясь, ехал Ксантипп. Сам он не вступал в схватки. Рядом с ним находились Дорией, Дианек и Никандр, остальные командовали различными отрядами.

Кто бы мог подумать, что на подготовку столь слаженных действий ушло всего несколько недель! В атаку пошла фаланга, управляемая спартанцами. Она двигалась неторопливо, выдерживая ритм. По спартанской традиции несколько илотов и периэков с флейтами играли музыку для атаки. Разорванные слонами когорты не смогли противостоять монолиту фаланги, выстроенной по спартанскому образцу. Те, кто пытался сопротивляться, сметался с пути.

Паника охватила римлян. Строй окончательно рассыпался. Уверенность в победе сменилась у римлян ужасом. Центурион Гай Марций увидел Ксантиппа и вспомнил, как, будучи послом, разговаривал с этим спартиатом.

Кровь вспыхнула в нём. Честь легионера, гордость мужественного римлянина бросили его навстречу командующему карфагенским войском. Он желал только одного – отомстить.

Ксантипп тоже заметил центуриона и коротко приказал своим воинам, чтобы тому не мешали. Он тоже хотел сразиться с римлянином.

– Пора и мне размяться! – воскликнул Ксантипп. – Нам надо завершить разговор!

Центурион заметил, что перед ним расступаются, никто не стремится нанести ему удар. Вначале он даже подумал, что это его яростный вид распугивает противника, но потом понял, что так захотел спартанец. Это взбесило его еще больше.

– Сейчас ты об этом пожалеешь! – сказал он, но его слов Ксантипп не услышал, так как уши закрывал коринфского типа шлем.

Спартанец дождался, когда центурион подъехал, размахивая мечом, и громко предложил:

– Сразимся пешими!

Центурион согласился. Лошади пугались находящихся рядом слонов, поэтому плохо слушались поводьев. А спартиат Ксантипп, служивший гоплитом[11] в тяжелой пехоте, не достаточно хорошо управлялся с лошадью.

И римлянин, и Ксантипп соскочили с коней одновременно. Гай Марций тут же метнул пиллум, Ксантипп увернулся.

Оба противника были без щитов. Гай Марций обнажил меч, его клинок был почти в два раза больше короткого спартанского меча Ксантиппа.

– Коротковат мечик! – усмехнулся центурион.

– Но до врагов доставать умеет! – ответил Ксантипп.

Гай Марций самоуверенно взмахнул мечом, стремясь обрушить его на голову спартанца. Но боя, как такового, не получилось. Ксантипп перехватил руку римлянина, крутанул, и меч покинул своего хозяина, а сам центурион ткнулся лицом в серый песок. Ксантипп придавил его коленом.

– Ты помнишь, римлянин, я обещал, что ты не забудешь моего имени до конца жизни?

– Помню! – еле выдавил сквозь зубы Гай Марций.

– Так я тебе ещё раз напомню – меня зовут Ксантипп из Спарты! Но сейчас я тебя убивать не буду, чтобы ты подольше помнил мое имя! Не хочу сокращать и упрощать твою жизнь, – после чего встал и сказал товарищам: – Это мой пленник! Доставьте его в наш лагерь!

Разгром римлян был полный.

Спастись сумели не более пятисот воинов из всей армии. В плен попал и сам консул Марк Регулл.

Ксантипп не мог знать, что историк Полибий, который не любил спартанцев как своих врагов, признал его заслуги и написал: «…Один человек и один совет его сокрушили полчища, которые казались и испытанными, и неодолимыми, превознесли государство, которое со всей очевидностью повергнуто было во прах, и подняли упавший дух воинов…»

Сражение окончилось. А наша история, наоборот, только начинается. Как начинается и история Ксантиппа, о которой гадали самые известные историки, не ведая, что же произошло на самом деле после того, как он победил римлян.

Победители шумно отмечали победу над римлянами. Вино и пиво лились рекой. В общем, как обычно после великой победы. Даже родители её – спартанцы во главе с Ксантиппом – расслабились. Вино на этот раз разбавлялось слабо, поэтому в головах шумело.

Наёмники всех национальностей орали: «Слава Ксантиппу!». Эти крики заставляли морщиться карфагенских сенаторов и военачальников.

А затем произошло то, что должно было случиться.

Пунийцы не отличались чувством благородной благодарности. Римляне были разбиты, консул захвачен в плен, и теперь популярность победителя становилась вредной и опасной. А что, если Ксантипп возжелает повести наёмников против Карфагена и взять власть в свои руки? Хватит ли сил у правителей Карфагена противостоять победоносному спартанцу, за которым может пойти не только наёмное войско, любящее удачливых командиров, но и карфагенская беднота, совсем не обожающая своих господ?

Об этом задумались оба карфагенских суфета – Ганон и Магон, вскоре озаботив этой мыслью и большинство членов Совета.

– А если он захочет стать тираном? – полушёпотом говорил Магон почти с каждым из Совета, – спартанцы крайне честолюбивы! Вспомните Павсания[12], Лисандра[13], Клеарха![14]