Яркой страницей вписано в историю небольшое государство Спарта, что располагалось на территории Древней Эллады. О его жителях существует множество легенд, часть из которых не имеет отношения к действительности. Но из них ясно одно: спартанцы очень отличались от остальных эллинов, особенно от афинян. И это не просто так. Они происходили из арийских племен. Поэтому их и причисляли к дорийцам, тем, кто вторгся на территорию Эллады и захватил часть Пелопонесса. Сами они называли себя потомками Геракла. Геракл – имя славянское, арийского происхождения.

А уж сколько схожего у спартанских воинов и славянских дружинников! Это и красный боевой цвет, и тренировки для воспитания мужчин и женщин, испытания будущих воинов, и воинские обычаи…

Не случайно высказывалось мнение, что Спарта была «инородным телом» среди греческих государств. Не зря некоторые псевдодемократы проамериканского, прозападного типа так любили сравнивать Советский Союз со Спартой, отмечая чуть ли не тождественность порядков. Это не совсем верно. Схожесть действительно велика, но тут все более значимо, чем схожесть обычаев, порядков, исторических событий. Тут схожесть духовная, сакральная. От русов-ариее эта схожесть, эта русскость дорийских спартанцев. Вспомните крепости Баязет, Брест, подвиг панфиловцев, 9 роту в Афганистане и 6 десантную роту в Чечне. Или наших миротворцев в Южной Осетии. Наших добровольцев на Балканах, в Приднестровье. Все они повторили бессмертный подвиг спартанцев в Фермопилах. Какой еще народ может повторить подобное? Только русские (и все, кто причисляет себя к ним). Даже историки, писавшие о спартанцах, и историки, писавшие о славянах, невольно говорили об этих народах почти одинаковыми словами. Особенно о их любви к свободе. Об русах-ариях с острова Рюген (славяне его звали Руян – он же остров Буян из русских сказок), что были воинами святилища Аркона, и о спартанцах можно сказать одинаково: «Война была их жизнью. Они были готовы пожертвовать всем во имя высших интересов государства и его священных законов» (из Ю. А. Андреева). Об одном из спартанцев и будет наше повествование. О спартанце Ксантиппе – и о нас[1].

КСАНТИПП – древнегреческий стратег из Спарты, живший в III веке до н. э. Командовал отрядом спартанских наёмников, который участвовал в Первой Пунической войне на стороне Карфагена. В битве при Тунете Ксантипп активно использовал нумидийскую кавалерию и боевых слонов и разгромил римлян. Согласно Диодору, после победы в Африке Ксантипп высадился в Сицилии и командовал обороной главной крепости карфагенян на острове – Лилибея. В итоге действий спартанского полководца римляне были вынуждены снять осаду и отступили. Дальнейшая судьба Ксантиппа неизвестна. Диодор сообщает, что карфагеняне коварно убили своего спасителя (по преданию, они отправили Ксантиппа домой на корабле, в котором было продырявлено днище). Полибий, напротив, уверен, что спартанский полководец покинул Карфаген в добром здравии. Современные исследователи полагают, что после обороны Лилибея Ксантипп отправился в Египет к Птолемею III, так как известно, что Птолемею служил человек с тем же самым именем для удержания земель возле реки Евфрата.

Никто не знал, откуда они появлялись. И откуда взялись, где нашли выход из Преисподен Аида. Сначала они возникали только по ночам, обрушиваясь на спящие селения, как неудержимая горная лавина, убивая всех, кто подвернётся под руку, поджигая и разрушая дома. Несколько деревушек вдоль морского побережья спалили дотла. Жители, что сумели уцелеть, стеная, разбрелись в разные стороны, проклиная злосчастную судьбу. Но с мойрами не поспоришь.

Мощь этих посланцев смерти возрастала. Позже всадники в рогатых шлемах, скрывавших лицо, облачённые в странную смесь из тусклых доспехов и собачьих шкур, стали заезжать в селения и днём, требуя дани и повиновения. Отличаясь крайней жестокостью, они убивали каждого, кто пытался сопротивляться или даже просто возразить им. А иногда убивали и просто так. Чтобы боялись.

Они называли себя всадниками Цербера. Но для испуганных людей они были воплощением мифических кентавров, хотя и таскали поверх доспехов собачьи шкуры. И личины у них выглядели, как собачьи морды.

Всадники Цербера совсем скоро стали держать в страхе всё побережье. И так продолжалось уже больше года. Люди потеряли всякую надежду и мечтали лишь о том, что сегодня всадники Цербера не появятся. Уныние и страх, горечь и боль стали постоянными спутниками несчастных жителей. Но не все трусливо прятались, стараясь лишь спасти свою жизнь. Были и те, кто больше не желал бояться.

Вот в это время в небольшом малоазийском портовом городке и бросило якорь сицилийское торговое судно. На берег сошёл худощавый, но еще довольно крепкий, жилистый темноволосый воин с серо-голубыми глазами. На воине был светлый хитон и видавший виды алый плащ, на поясе висел короткий меч. Сопровождавший воина оруженосец нёс копьё и мешок с доспехами. Оба были уже немолоды, но и далеко ещё не стары. Тела их покрывали многочисленные шрамы. Это были два ветерана, много повидавшие и немало испытавшие.

– Вот, Орест, и очередной порт, где нам придётся ждать попутного корабля, – сказал воин.

– Не скоро мы ещё вернёмся домой, – вздохнул оруженосец. – Как давно мы не были на родине! Там, может, и родных-то никого уже не осталось. Пять лет службы фараону, три года у карфагенян – это немалый срок. А Лакедемон, по слухам, спокойно не жил эти годы. Говорят, на него нападали да, слава Гераклу, отбились. Вам бы, господин Ксантипп, сразу после победы над римлянами отправиться в Спарту. Вы бы тогда показали этому молосскому выскочке, как надо воевать. А вы всё этим неблагодарным пунийцам служили! И чем они отплатили?! Чёрной неблагодарностью! Испугались, что теперь вы все их слабости узнаете, что власть в Карфагене сможете захватить!

– Ох, не тарахти ты так, Орест! – попытался остановить поток красноречия оруженосца тот, кого звали Ксантипп. – Сам же знаешь, что теперь в Спарте спартиатов почти не осталось. Бедность заставляет продавать свой меч и копье другим государям. Земли у меня там не осталось. Авторитет Спарты держится только на былой славе! А ты тут разглагольствуешь!

– А чего? – сделал вид, что удивился, Орест. – Я не спартиат, мне лаконично говорить не надо. Я смесь илота с периэком, поэтому и могу болтать сколько вздумается.

– Да, твоей болтовни на троих хватит, – съехидничал Ксантипп.

– Иногда полезно послушать умного человека, – гордо заявил Орест (за многие годы, проведенные с хозяином в сражениях, он вел себя с ним как панибрат), – особенно вашей сумасбродной милости.