− Голосуем, − Павел прокашлялся. − Кто за то, чтобы напасть на склад.

Вверх поднялась сначала одна несмелая рука, потом вторая, третья. Вскоре Рома сбился со счета, но даже со своего места он видел, что проголосовавших «за» достаточно. Голосование «против» не потребовалось.

− Так тому и быть, − мрачно кивнул Павел. − Все, кто проголосовал, выступают завтра на закате. Остальные ждут их возвращения. Если, конечно, будет кому возвращаться, − добавил он еле слышно.

Солнечный свет проникал через забранное решеткой окно, расчерчивая стены полосами. В комнате не было ничего кроме дырявого матраса на полу. Обои местами отвалились от сырости, демонстрируя стену из шлакоблоков. Побелка давно облетела с потолка, усыпав пол белыми хлопьями подобно снегу.

Из комнаты вели две двери. Одна в ванную, заходить в которую лучше было исключительно по острой нужде. Оббитый унитаз и раковина выглядели так, словно их не мыли со дня сотворения мира. И пахли соответствующе. Вторая дверь вела в коридор и была заперта снаружи.

Ева делила эти великолепные апартаменты с Алексом. Если поначалу Евин внешний вид резко контрастировал с комнатой, то теперь они почти сравнялись. Сальные волосы она собрала в пучок, чтобы лишний раз их не касаться. Одежда покрылась слоем пыли и побелки, но Ева давно перестала обращать на это внимание. Она выглядела и чувствовала себя, как последний бомж с улиц города.

Алекс, хоть и был поставлен в те же условия, умудрялся сохранить более-менее приличный вид. Каждое утро он начищал ботинки куском обоев. А два дня назад застирал рубашку в раковине. Ева считала его действия бесполезной возней. Какая разница умрут они чистыми или грязными?

Алекс называл ее позицию упаднической. По его мнению, она сдалась раньше времени. Ева и не спорила. Она действительно сдалась, потому что не понимала, как можно одолеть курфюрста ада, заполучившего сердце Красного Дракона. Все, что она знала о сердце, говорило о том, что хозяина невозможно победить, а значит, они обречены.

Щелкнула задвижка, и дверь в их импровизированную камеру открылась. Ева с ненавистью уставилась на тюремщика.

− Что не можешь отвести от меня взгляд? – подмигнул ей Макс.

Он не упускал случая посмеяться над ее чувствами. Как жестоко она ошибалась, доверяя ему. Этот урок Ева запомнит на всю жизнь: верить никому нельзя. Ни близким, ни любимому, никому.

− Думаю, как тебя прикончить, − не осталась она в долгу.

− Ничего не выйдет, − ответил Макс. − Я под надежной охраной.

За его спиной стояли два бугая. То ли одержимые демонами-тенями, то ли обычные люди. С виду не поймешь. Среди прихвостней Самаэля хватало и тех, и других.

− Я быстро разделаюсь с твоей надежной охраной, − вмешался в разговор Алекс. − И с радостью уступлю Еве твое убийство. Что-то мне подсказывает, она припасла для тебя парочку сюрпризов.

− А ты помалкивай, − огрызнулся Макс на сводного брата. − Вы живы лишь благодаря доброте Самаэля.

− Ты сам-то веришь в то, что говоришь? − рассмеялся Алекс. − Самаэль и доброта также несовместимы, как Далай Лама и убийство котят.

− Мы нужны ему для жертвоприношения, − вклинилась с замечанием Ева. − И тебя он тоже принесет в жертву.

− А вот и нет, − Макс покачал головой. − Для меня он сделает исключение. Я его ближайший соратник. Можно сказать, правая рука.

− Ты идиот, − Алекс с тоской оглядел брата. − Лишь кровь всех пяти всадников отопрет врата ада. Исключений быть не может.

− Хватит, − Макс побагровел, − закончим этот бессмысленный разговор. Я пришел сюда, чтобы отвести вас к Самаэлю. Сегодня знаменательный день, и он хочет, чтобы вы были свидетелями его величия.

Спутники Макса грубо вытолкали Еву и Алекса за дверь и повели куда-то по узкому коридору без окон. Ева не покидала комнату с того момента, как Самаэль запер их там, выкрав из гостиницы. Алекс тогда был без сознания, и она, сосредоточенная на его состоянии, не разглядела, куда они угодили.

Коридор привел их в цех размером с футбольное поле. Стеклянный потолок был на высоте трехэтажного здания. Курлыкали голуби, свившие гнезда на его перекладинах и загадившие пол. Бывшие станки грудой металлолома валялись в углу. По всему периметру стен выстроились слуги Самаэля, прикрывая широкими спинами кривые граффити.

В центре цеха стоял Самаэль собственной персоной. Демон как всегда был одет с иголочки, словно он не на заброшенном заводе, а на совещание банкиров. Перед ним на импровизированном столе из кирпичей и досок лежала раскрытая книга Судного дня. Внутри нее билось сердце Красного Дракона − рубин с кулак взрослого мужчины. Рубин источал свет, который то вспыхивал ярче, озаряя цех красным заревом, то затухал, имитируя сердечный ритм.

Ева зачарованно смотрела на рубин, он как магнит притягивал ее. Хотелось коснуться его, ощутить его безграничную мощь, отголоски которой долетали до нее электрическими волнами. Алекс и тот не устоял перед сердцем Красного Дракона.

− Любуйтесь им, пока можете, − от Самаэля не укрылся их интерес. − Скоро сердце будет биться в моей груди. Собственно, за этим я вас и позвал. Вам выпала честь узреть начало моего правления.

− Избавь нас от твоего самолюбования, − сказал Алекс в обычной для него саркастической манере, − и приступай уже к делу.

− Мой дорогой сын, − оскалился Самаэль, − приятно видеть, что тебе не терпится насладиться моим триумфом. Или, быть может, ты рассчитываешь, что сердце меня погубит? Оставь эти глупые надежды, я отлично подготовился и готов принять его силу.

− Жаль, − проворчал Алекс себе под нос, так что расслышала одна Ева, − было бы здорово, если бы мощь сердца разорвала тебя на части, папуля.

− Друзья мои, − Самаэль, раскинув руки, обратился к аудитории, − вам повезло присутствовать при историческом моменте. Сегодня в моей груди забьется сердце Красного Дракона, и правление адом перейдет в мои руки. Я стану вашим новым господином. И я освобожу вас.

Стоящие у стен заулюлюкали, послышались аплодисменты, и Ева сообразила: как минимум половина из них демоны. Они явились сюда из самого ада, поклониться новому правителю. И все же в масштабе ада их было ничтожно мало. Видимо, далеко не всех радовала смена власти.

− Приступим, − голос Самаэля прокатился по залу, и все посторонние звуки стихли. Голуби и те умолкли, завороженные важностью момента.

К Самаэлю приблизился слуга в сером балахоне. В руках у него был нож. Его лезвие на конце загибалось под углом в девяносто градусов. Ева прежде не встречала ножа такой формы.