– Вы теперь в безопасности. – Она откинула свои длинные волосы за спину и скрутила их в мягкий узел на затылке. Каждое ее движение было исполнено грации. – Вы говорите по-английски?

Ему пришлось задуматься над ее вопросом. Английский. Язык. Понимание. Он облизнул сухие губы и прошептал:

– Д…да.

– Хорошо. Это упрощает дело. – Она обняла его рукой за плечи и приподняла так, чтобы он смог пить из стакана, который она поднесла к его губам. Он стал жадно глотать воду, подумав о том, как странно, что ему так хочется воды после того, как вода чуть было его не убила. И как унизительно чувствовать себя настолько слабым, чтобы не в силах даже пить без посторонней помощи.

Когда он напился, она убрала стакан и нежно уложила его вновь. На ней были ночная сорочка и домашний халат, наряд приятно волновал.

– У вас невероятно зеленые глаза, – заметила она. – Зеленые глаза при такой смуглой коже.

Глаза у него зеленые, а кожа смуглая? Он перевел взгляд на свою правую руку и внимательно на нее посмотрел. Кожа была светло-коричневой, на несколько оттенков темнее, чем ее кожа цвета слоновой кости. Он понял, что понятия не имеет, как выглядит, если не считать цвета кожи и обилия ссадин. Или как он должен выглядеть.

– Как вас зовут? – спросила она.

Он порылся в памяти, но не нашел ответа на ее вопрос. Никакого представления об имени, о месте, откуда он родом, о прошлом – одна пустота. Это, должно быть, неправильно. Его пронзил страх, пугающий более, чем холодное море, которое чуть было не поглотило его. Он был никто, оторванный от прошлого и брошенный в неизвестное настоящее. Ужас пульсировал в каждой клеточке его существа. Стараясь унять страх, он выдавил:

– Я… я не знаю.

Увидев его страх, она зажала его холодную руку между своих теплых ладоней.

– Вы пережили серьезное потрясение. Потом, когда вы окончательно придете в себя, вы наверняка все вспомните. – Она нахмурилась. – Неужели вы забыли, что я – ваша жена, Мария Кларк?

– Моя… моя жена? – Он в недоумении уставился на нее широко распахнутыми глазами. Как он мог забыть, что женат на такой необыкновенной женщине? Но даже если он не помнил свою жену, страх его отступил, когда он, как безумный, сжал ее руку.

– Тогда… я самый счастливый человек на свете.

Она тепло ему улыбнулась:

– Отдыхайте, а я пока схожу за чаем и бульоном и пошлю за своей знакомой. Она фельдшер, скоро приедет и, надеюсь, сможет вылечить рану у вас на голове. К завтрашнему дню вы, наверное, все о себе вспомните.

Он непослушными пальцами ощупал рваную рану вдоль левого виска. У него было столько ушибов и синяков, что он не замечал каждую из травм по отдельности, но сейчас, когда она заговорила об этом, он ощутил, что голова его чертовски сильно болит.

– От чаю бы… не отказался.

– Я сейчас вернусь, – пообещала она и выскользнула за дверь.

После того как она ушла, он уставился в потолок. У него была жена. Ему очень не нравилось то, что он ничего не помнил о прелестной женщине, спасшей его, и о том, что женат. Легко было представить, как он целует ее и прочее, но настоящих воспоминаний не было. И это казалось ужасно несправедливым.

Ее отсутствием он воспользовался, чтобы порыться в памяти. Ему пришлось приложить усилия к тому, чтобы заставить себя не скручивать простыни в узлы от нервозного состояния. Он узнавал окружающие его предметы. Кровать, одеяло, камин. Розовый отсвет на небе за окном. Это, должно быть, рассвет… Странно, но второй набор слов всплывал отчетливее, чем первый. Паланг. Камбал. Ааг. Он был уверен в том, что эти слова означают то же, что и приходившие ему на ум английские слова. Получалось, что он знал и другой язык, хотя не имел представления какой.

Но личных воспоминаний у него не было. И вновь он с трудом подавил накативший страх. Он испытывал панический ужас от мысли, что он совершенно одинок и беспомощен и даже не знает, что может ему угрожать. Странное дело, но где-то в глубине сознания жило ощущение, что этот случай – не первый, когда он оказывается в отрыве от собственного «я». Возможно, именно поэтому так силен был его страх. Но он ничего не мог вспомнить о той, другой ситуации, какой бы она ни была. Он пережил ту прежнюю потерю. На этот раз с ним была жена, которая сказала ему, что он в безопасности. Она наверняка позаботится о нем до тех пор, пока он не окрепнет настолько, чтобы заботиться о ней.

Его уже радует, что он помнил самое главное: он мужчина, а Мария Кларк – женщина.

Мария спускалась на кухню, красная как рак от стыда. Зачем, скажите на милость, она выпалила такое? Это же надо придумать: сказать несчастному, что она – его жена! Однако слова сами слетели с языка, словно бабушка Роза произнесла их за нее. Но он так сильно испугался, когда осознал, что ничего не помнит. В глазах его застыл ужас. Ей было знакомо чувство страха, которое накатывает на тебя при мысли о том, что ты осталась одна на свете, и она его понимала. Плохо, конечно, остаться одной, без родни и почти без друзей, но по крайней мере она знала, кто она такая. Однако утратить саму себя… Мария зябко поежилась, представив это.

Ей пришла в голову странная мысль. Она выполнила ритуал на исполнение желания, она просила о помощи. И не прошло и часа, как море доставило к ее берегу этого человека словно подарок. Дар моря. Она даже слышала голос бабушки Розы, приказавший ей бежать к морю. И она была готова поклясться, что именно бабушка Роза произнесла за нее слова о том, что она – жена этого несчастного. Мария при первой же встрече объявила Уи Джорди Берку, что у нее есть муж, и сделала это для того, чтобы отвадить неожиданного жениха. Могли матрос, незнакомец, которого она могла бы назвать своим супругом, стать исполнением ее желания? Что направляло ее: бабушка Роза, дьявол или безумие?

У Сары на этот счет было бы определенное мнение: она сошла с ума. Но Мария не ощущала себя сумасшедшей. Бабушка Роза не была ни ведьмой, ни заклинательницей, но она была очень прозорливой и верила в интуицию. Если ты чувствуешь, что кое-что не так, то скорее всего что-то на самом деле не так, хотя ты и не можешь даже самой себе объяснить, почему тебе так кажется. У Марии было недоброе предчувствие в тот день, когда отец собрался в Лондон, и предчувствие ее не обмануло. Каждый день она перечитывала письмо от лондонского нотариуса, надеясь, что слова в нем изменятся, но они оставались прежними.

И точно так же, если ты чувствуешь, что поступаешь правильно, то скорее всего так оно и есть, если, конечно, ты в здравом уме. Интуиция привела ее к берегу, интуиция подсказала, что надо войти в воду и вытащить на берег то, что она увидела в море: ее интуиция, возможно, спасла этому моряку жизнь. И именно интуиция подсказала ей, что она поступит мудро, если воспользуется амнезией спасенного моряка для того, чтобы обеспечить себя фальшивым мужем. И все лишь ради того, чтобы раз и навсегда избавиться от Берка. Она ведь об этом мечтала? И еще она чувствовала, что поступает как должно; предлагая несчастному, утратившему все, что у него было, включая память, поддержку, даруя ему уверенность в том, что он в мире не один.