Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Красавица, а что это у нас случилось? Мы ждем в гости Цезаря? – Гладиатор подхватил за локоть пробегавшую мимо пухлую, улыбчивую служанку с пустым кувшином в правой руке.
Звали ее вроде бы Никея, но Аякс не был в этом твердо уверен.
– Ой, пусти ты. Что пристал?
Никея, или не Никея картинно взвизгнула, предприняв неубедительную попытку вырваться. Рудиарий, чьи плечи по ширине почти не уступали его росту, а бугрящееся мускулами тело покрывали живописные шрамы, числился в усадьбе завидной парой.
– А к кому мне приставать? Не к Бриарею же. – Аякс кивнул на дремавшего, а может быть и помершего наконец старца, с лицом, сморщенным как печеное яблоко. Патриарх, помнивший, наверное, еще времена Суллы, исполнял необременительные и, в общем-то, никому не нужные обязанности сторожа при калитке, соединявшей хозяйственный двор с садом. – У тебя бока мягче.
Гладиатор ущипнул свою пленницу за бок, оказавшийся и, правда, безупречно мягким. От этого знака внимания она еще раз взвизгнула и окончательно оставила попытки освободиться.
– Чего тебе?
– Почему шум?
– Мертвеца в саду откопали. На кусочки порезанный. – Девушка картинно округлила глаза и, придвинувшись ближе, отчего ее грудь уперлась Аяксу в локоть, загадочно понизила голос. – Говорят, гладиатора Вакху пожертвовали.
– Почему гладиатора? – Аякс отпустил пленницу.
– Люди говорят. Люди знают. Мертвец в шрамах. Как ты.
Служанка томно пожала плечами, глядя на Аякса из-под полуопущенных ресниц. Однако гладиатор остался равнодушен к этим маневрам и, даже слегка нахмурился. Возмущенная отсутствием внимания, девица фыркнула, мол, найдутся и получше, подхватила кувшин и побежала дальше.
– Мертвецы. Мертвецы не успокоятся. И прячутся, и ходят, на глаза не кажутся. Ходят вокруг, ходят. Их земля не принимает, и носить не хочет.
Сидевший у калитки Бриарей, все-таки не помер. Наоборот, он успел проснуться и теперь смотрел на рудиария сквозь падавшие на лоб редкие седые пряди.
– Болтаешь много, старик. К старости из ума выжил, – буркнул Аякс.
– Из ума выжил, да жив. Кто помоложе дважды помер.
Прояснить это странное замечание старый привратник, впрочем, не успел. От дома к Аяксу устремился Парис, служивший личным секретарем Лоллия и мальчиком на побегушках. В чистой, ярко-зеленой с золотистой оторочкой тунике секретарь выделялся на хозяйственном дворе как птица павлин в курятнике.
– Аякс, слава Доброй богине, ты вернулся. Немедленно ступай в дом. Господа ждут.
– Зачем еще?
Гладиатор сплюнул на плотно утрамбованную землю. Аякс не скрывал пренебрежения к жеманному секретарю со дня первой встречи и не видел никаких причин, почему сегодняшний день должен стать исключением.
С высоты своих шести футов роста Парис смерил низкорослого рудиария презрительным взглядом, и процедил:
– Хозяин велел. В саду нашли тело. Тебя зовут опознать. Идем.
Если секретарь надеялся, что упоминание хозяйского приказа произведет на гладиатора впечатление, то напрасно. Аякс не шелохнулся.
– Ага. Сейчас. Побегу. Только, мне умыться надо. С дороги.
– Сейчас ступай. Ждет господин, – в голосе секретаря прорезалась плаксивая обиженная нотка, чего рудиарий, собственно, и добивался.
– Ладно. Подойду сейчас, – он обидно ухмыльнулся Парису в лицо.
– Ты сейчас подойди, – Парис не отставал.
– Сейчас и подойду. Камень отнесу, и приду. – Рудиарий встряхнул висевший на плече пыльный мешок, отчего лежавшие в нем ножи глухо лязгнули. – А то, если хочешь, можешь сам отнести. Тут до кухни недалеко. Хватай и неси.
Аякс сделал вид, будто собирается перевесить мешок на плечо секретаря, и тот испугано отскочил.
– Ладно тебе, неси свой камень, только скорей.
– Ага. – Аякс согласно кивнул, но не сдвинулся с места, с достаточно наглым, как он надеялся, выражением лица, рассматривая растрепавшуюся от беготни прическу Париса.
Щеголь фыркнул, гневно, но, не очень разборчиво пробормотал себе что-то под нос и бесславно покинул поле боя.
Аякс некоторое время смотрел ему вслед, стронувшись с места, лишь когда секретарь скрылся в доме. Небрежным движением сбросив на землю свой мешок, рудиарий решительно шагнул не к дому и даже не к кухне, а совсем, наоборот, к калитке, через которую он только что вошел.
*****
Велабрский сыр дразнил обоняние душистым, дымным ароматом, нежнейший паштет из гусиной печенки таял во рту, выдержанные в молоке улитки шипели на сковородке в кольцах жареного лука, а луканская колбаса сочилась сочными медовыми каплями. В печи доходил гусь, фаршированный ветчиной и орехами. У Лоллия были все основания гордиться своим поваром, который за такое короткое время сумел приготовить обед достойный Лукулла. Умиротворенный ужином всадник был необыкновенно благодушен и даже полный провал всех сегодняшних начинаний, кажется, ничуть не омрачал его безмятежного настроения.
Между тем, фиаско было бы еще более сокрушительным, если бы не титанические усилия Эбура, взявшим на себя нелегкий труд организации опознания мертвеца. Никаким благовониям не под силу было перебить смрад, заполнивший подвал под больницей. По этой причине Лоллию трудно было осуждать своих домашних, которые всячески стремились уклониться от участия в этой процедуре. Некоторых девиц пришлось волочь в импровизированный морг силой. Две из них при этом все равно упали в обморок. Красавчик Парис исторг из желудка остатки обеда, едва приблизившись к столу, на котором, в обрамлении крупных кусков льда, лежало тело. Юный Пеламед выходя из морга расплакался, а Делия, хоть и спустилась в морг самостоятельно, говорят, наотрез отказалась открывать глаза.
И тем не менее, Эбур оставался непреклонен и лично проследил за тем, чтобы никто не смог уклониться от тягостной обязанности. Единственное исключение, по причине почтенного возраста и сомнительного состояния здоровья, управляющий сделал для Бриарея. Учитывая в каком состоянии, была память дряхлого привратника польза от его присутствия в подвале представлялась сомнительной, а риск получить на руки еще один труп слишком велик.
Впрочем, от всех остальных домочадцев пользы тоже было не много. Жертвы, принесенные ими на алтарь справедливости, оказались напрасными. Неопознанный труп так и остался неопознанным. Тот факт, что, сбежав Аякс, можно сказать сам признался в преступлении, служил слабым утешением. Что толку знать преступника, если невозможно привлечь его к ответу? Как найти убийцу и осквернителя среди тысяч таких же негодяев, наводнивших Рим?
– Да не так он и глуп, чтобы