Уже поднимаясь по лестнице к себе, на третий этаж, Алексей услыхал раздающийся сверху смех, и даже не смех, а откровенный хохот, довольно громкий и, как почему-то сразу показалось Лешке, нахальный. Мужской! И кто бы это мог так смеяться в его жилище? Неужели, хозяин дома заглянул за квартирной платой… так еще, вроде, не время?

Ха!

Едва ступив на порог, Алексей распахнул объятия:

— Владос! Черт рыжий! Рад, что ты, наконец, заглянул, дружище. Сколько ж мы не виделись?

— Месяца три-четыре — точно!

Что и сказать, длинный, рыжеволосый с такой же рыжей бородкой и черными цыганистыми глазами, Владос Костадинос в последнее время не слишком-то часто навещал своих старых друзей — Лешку и Ксанфию, но вот, наконец, вырвался, объявился.

— Как дела, рыжий? Как жизнь? Чем сейчас занимаешься?

Владос подмигнул, засмеялся:

— Да так, всем понемногу. Занес вот вам путевые документы и деньги — корабль-то мы на паях покупали.

Алексей довольно потер руки:

— Вот уж, признаться, не ожидал, что твоя покупка принесет нам хоть какую-то прибыль.

— А вот ведь принесла! — словно бы возражая ему, воскликнула Ксанфия, да так, что можно было подумать, будто бы это и не она в прошлом году обещала поколотить Владоса за эту «никчемную покупку».

— «Святой Николай» — славное судно! — прихлебывая из высокого стеклянного кубка вино, не преминул похвалиться Владос. — Пусть это не быстроходная марсиьяна, а всего лишь грузовая скафа, тем не менее, «Святой Николай» весьма вместителен и, благодаря небольшой осадке, может заходить в такие места, куда иным кораблям вход заказан. Кстати, наше судно не далее как вчера вернулось из Мореи с лесом. Отличные сосновые бревна! Я их уже заранее продал секрету ремонта городских улиц и… гм-гм… некоему частному лицу — уж больно упрашивал.

— Ай-ай-ай! — Алексей шутливо погрозил пальцем приятелю. — Нарушаете имперские законы, господин Костадинос! Продаете стратегический товар частным лицам.

— Ну, я ведь немножко, — округлив глаза, якобы в ужасе, отстранился Владос. — Тем более, за очень приличную цену. Да, говорят, ты теперь старший тавуллярий? Поздравляю — далеко шагаешь, и — главное — быстро. Ксанфия, ты не соблаговолишь ли плеснуть мне еще не много вина?

— Хоть весь кувшин, друг мой, хоть весь кувшин. Кстати, ты уже успел присмотреть новый груз?

— Пока нет, — гость улыбнулся. — Но я шепнул кое-кому в гавани, что отдаю судно во фрахт на строго определенное время, не больше трех-четырех дней, в крайнем случае — на неделю.

— И правильно, — согласилась Ксанфия. — Чего кораблю зря простаивать? Что, уже нашлись желающие?.

Гость захохотал:

— Конечно, нашлись, а как вы думали?! Некий господин Алос Навкратос уже зафрахтовал судно на ближайший четверг.

— Всего на один день? — удивилась Ксанфия. — И что, это стоит хороших денег?

— Конечно, стоит, милая Ксанфия! — убежденно воскликнул Владос. — Конечно, стоит. Тем более, это будет ночной рейс, что не так-то просто, но у меня хороший шкипер. Очень хорошие шкипер! Божиться, что каждую щель в Мраморном море знает.

— Так ты доверяешь ему корабль?

— Ну, неужели сам буду шататься по морю?

Владос выпил еще и со смехом предложил попеть песен. Ксанфия тут же принесла из спальни лютню, взяла аккорд и умильно посмотрела на жениха:

— Лекса, а ну-ка спой! Ту самую склавинскую песню, которую ты всегда поешь, когда выпьешь…

Лешка прищурил глаза:

— Очень хотите?

— Спой, Лекса, спой!

— Ну, ладно, уговорили… Ксанфия, музыку помнишь?

— А как же!

— Тогда начали… И…

Снова брошен в окна лунный свет…

Прикрыв глаза, Лешка пел старую песню знаменитой российской группы…

За меч, сына Эллады!

Сряжайте корабли!

Константин Ригас

«Военный гимн»

…«Ария», любимой Лешкиной группы.

Закончив петь, Алексей выхлестал целый бокал, кивнул Ксанфии, и затянул снова, теперь уже другую песню. Вернее — другие. Он спел и «Свободу» и «Прощай, Норфолк!» и «Улицу Роз», пел, не чувствуя усталости и не ощущая, как текут по щекам слезы. Хотя, конечно, Ксанфия была не Маврин, или Холстинин с Дубининым, а сам Алексей — не Кипелов и не Беркут, но он пел не голосом, пел душой…

Мы верим, что есть свобода,

Пока жива мечта…

Пел и невольно вспоминал прошлую жизнь. Ту… И воспоминания проходили клипами, под песни, под музыку «Арии», и было даже не ясно теперь — было ль это, иль не было…

Детский дом, абитура на факультете социальных наук, колхоз, вернее АОЗТ, куда по старой память приехал подработать в конце лета. Застрявший в болоте трактор, торговка спиртом бабка Федотиха… Гроза. И провал. И — отряд работорговцев татар.

Лешка — Алексей Смирнов — так до конца и не понял, как оно так вышло, что он, человек начала двадцать первого века, вдруг оказался в веке пятнадцатом, точнее — почтив его середине. Чудеса или просто — непознанное еще научное явление. Какой-нибудь темпоральный провал. Татары продали его в рабство, в Крым, откуда он бежал вместе с Владосом, бежал в Константинополь — родной город нового друга, который — не сразу, постепенно, стал родным и для него, Лешки. И все же парень поначалу дела все, чтобы вернуться обратно, в свое время, к привычной жизни, и добился таки своего, вернулся. И, как оказалось, зря. Ведь там по прежнему продолжал существовать тот самый юноша, Лешка Смирнов, словно ничего и не случилось, словно и не проваливался он никуда, не пропадал. Короче, Лешка Византиец — Пафлагон, как его прозвали в Константинополе — в своем прежнем времени оказался лишним, мало того, само его существование там угрожало жизни двух человек — пронзенного татарской стрелой и вдруг оказавшегося живым малолетнего Вовки и… и — Алексея Смирнова, по прозвищу «Леха-Практикант». Его! Лешка даже познакомился… гм-гм… с самим собой, выходит? И решил — убираться обратно, тем более, там, в далеком — и таком родном — пятнадцатом веке его ждали друзья, город, ставший родным, и любимая девушка — Ксанфия, нынешняя невеста и — Лешка очень на то надеялся — будущая жена. Ну, в общем-то, пока все и шло к свадьбе. Любимая, работа, друзья, уважение людей — всего этого Лешка достиг здесь, в Константинополе, достиг сам, чем мог законно гордиться. Одно отравляло жизнь — Лешка точно знал, что в мае 1453 года великий город падет под ударами турок. И хотел бы сделать все, чтобы этого не случилось. Время было — как-никак почти десять лет — и за это время, не такое уж и большое, нужно было что-то совершить, что-то придумать. Ну, а для начала стать тем, с кем вынуждены будут считаться власть предержащие.