Кстати, о рыжих мужиках! Забыв, что я сочувствую горю, – профессия, будь она неладна, – я спросила:

– А Георг всегда пил кофе с сахаром?

Зигрид отрицательно покачала головой:

– Я никогда не видела. Он говорил, что это очень вредно и дорого.

Зигрид вздрогнула, чуть отстранилась и посмотрела на меня испуганно:

– Таня! Ты думаешь…

– Пока не знаю, Зигрид.

– Таня! – Зигрид чуть не кричала. – Неужели он меня обманывал?!

Я поджала губы и потянулась за сигаретой. Чувствовала я себя не очень уютно. Нужно было рассказать баварским ментам про рыжего землячка – задержали бы меня на недельку, ну и черт с ним. Зато Георг был бы жив.

Зигрид еще попереживала, потом вежливо поинтересовалась моими делами. Забыв, что не говорила ей о своей деятельности, я начала рассказывать ей о подмене акварелей Волошина, которые должны были привезти для Жорика Цеперухо. О том, как Жорик в оплату за работу хотел мне всучить путевку в Швейцарские Альпы – мало того, что не сезон, так еще при слове «Альпы» я начинаю чувствовать, как у меня болит давно затянувшаяся шишка на затылке.

– Вот такие у нас бизнесмены, Зигрид. Жорик еще не так противен – когда-то работал гинекологом, и у него до сих пор в глазах осталось что-то проникновенное. Умеет.

Зигрид смотрела на меня, удивленно приоткрыв рот. Когда я наконец обратила внимание на выражение ее лица, то тоже замолчала и уставилась на нее.

– Таня! – тихо спросила Зигрид. – Ты служишь в полиции?

Я почему-то даже застеснялась ее удивления.

– Нет-нет. Я не служу в полиции. Я – частный детектив. Приват. Поняла? Ты нанимаешь меня, я расследую, потом ты платишь мне гонорар.

– Поняла.

Потом мы еще немного пообщались о том и о сем. Зигрид приехала в Тарасов на конгресс немцев Поволжья.

Когда раскрылись окна и двери, наши немцы собрали чемоданы и уселись в очередь за фатерландом. Задача таких, как Зигрид, культурных работников заключалась в том, чтобы доказать нашим скорым на сборы землякам, что и на берегах Волги можно пить апфельвайн, петь «О, танненбаум!» и носить короткие брюки, прошитые разноцветной тесьмой. А те, кто согласится на это, может даже получить немного денег на развитие своего дела.

Особо упорствующих в отъезде далекий фатерланд очень любит и ждет в свое время, о котором вам сообщат особо.

Мы погуляли с Зигрид по городу и расстались до послезавтрашнего вечера. Завтра она была занята по делам конгресса, ну, а на послезавтра мы запланировали какое-нибудь культурное мероприятие. Организацию его я взяла на себя.

Вернувшись домой, я нервно покурила, глядя на небо.

За смерть Георга я чувствовала и свою вину. Ошибок было много: и карманы не изучила у того рыжего, и вообще, в живых его оставила – очень, очень неразумно это было с моей стороны.

Потом я отключила телефон, приняла таблетку снотворного и уснула.

* * *

Самым культурным из моей культурной программы оказался вечер в ночном клубе «Рондо». Заведение дорогое, программа – только для взрослых, праздничек был особо посвящен Тарасовской макаронной фабрике. А так как из-за спины директора этого ОАО явно просматривались толстые щеки нашего губернатора, то общество ожидалось самое приличное.

Шмыгающий носом курьер привез мне два пригласительных билета прямо к завтраку. Я попросила об этой услуге Гошу Абдулфаизова – нашего местного магната, торгующего аппаратурой. Шикарный парень, но, к сожалению, «голубой» и уже пять лет живет семьей с одним рок-музыкантом. Бесполезный случай!

В три часа я была у Зигрид и стала помогать ей облачаться для этого мероприятия. Хорошо, что догадалась захватить с собою несколько своих вечерних платьев. К шести Зигрид была уже похожа на что-то съедобное. Но только сзади. К восьми я сумела ее уговорить чуть-чуть накраситься – здесь вам не Мюнхен, здесь почти столица.

Так как сама я собиралась немного выпить, то вызвала такси.

Мы подъехали вовремя – через час после начала. Я не любительница слушать познавательные речи о макаронах и заслугах нашего губернатора в их производстве.

Зигрид перепугалась, вцепилась мне в руку и только стреляла глазками на наших местных дам, на грудастых телок, разносивших напитки, на развязных мальчиков, танцующих соответствующие данси на сцене.

Пока приятного роста брюнетистый официант вел нас к столику, я успела обняться с самим Гошей.

Как Зигрид вытаращилась на него!

– Какая у тебя приятная подружка, – шутливо прищурился он, – она приехала из Ляповки?

– Нет, из Мюнхена, – сказала я правду. А он подумал, что пошутила.

Два места за нашим столиком оставались пустыми, и я попросила Гошу подсадить к нам кого-нибудь из своих. Он пообещал Жорика Цеперухо с приятелем.

Приятель появился сразу, а Жорика все еще не было. Он появился часа через полтора, хорошо принявший и веселый сверх обычного.

Я к тому времени успела уже и натанцеваться, и даже один раз спихнуть Зигрид какому-то кавалеру. Вот глупышка – она никак не могла поверить, что здесь – самое приличное место в Тарасове.

Когда Жорик Цеперухо плюхнул свои сто двадцать кэгэ на стул, Зигрид уже не вздрогнула – похоже, только-только начала оттаивать.

Жорик сказал мне «привет», моей спутнице – «здравствуйте», потом задрал свой крючковатый нос и громко произнес:

– Дорогие дамы! Разрешите представиться, я – граф Георгий фон Циттенбург!

* * *

Какое выражение лица было у Зигрид – не знаю, но я со своим не сразу справилась. Очнулась лишь после того, как тщетно перерыла всю сумочку в поисках пистолета и, не найдя, высыпала содержимое на стол. Две резинки «Ванька-встанька» упали на пол.

Жорик сиял.

– Вот что значит быть графом! Девушки, как видно, готовы на все! А знаете ли вы, – гордо произнес он и поднял вверх два пальца – этот жест у него сохранился со времен первой профессии, – знаете ли вы, что графы фон Циттенбург – кузены шестой степени родства с самими принцами Уэльскими!

Зигрид схватилась руками за горло и тяжело задышала – ее начало тошнить.

– Жорик! – крикнула я. – Бери даму и помоги вывести на воздух.

– Нихт! – крикнула Зигрид.

Жорик тут же подскочил к ней и тихо спросил:

– Ду бист айдышке?

– Не еврейка она, а немка, веди скорее, – скомандовала я.

Зигрид сопротивлялась пассивно – слишком была ошарашена, меня саму-то озноб бил во всю ивановскую. Пока шла к выходу, я очень внимательно смотрела по сторонам – ожидание подвоха и провокации было очень сильным.