— Вы прокрутили передо мной рекламный ролик своей фирмы, Петр Суворов?

Он засмеялся.

— Ага. Я его наизусть помню.

— Так вы хозяин такой фирмы?

— В некотором роде. Я еду в Германию, чтобы увидеться с клиентами, которые собираются зимой на вятского медведя.

— А где это?

— На севере, в вятских лесах.

— У вас охотничье хозяйство в тех краях?

— Да, я его арендовал сперва, потом выкупил, перестроил. Там хорошая охота. И между прочим, на рябчиков, для которых ваше ружьецо просто изначально задумано.

Вика почувствовала, как глаза ее загорелись, и Петр не мог этого не заметить.

— А вы? Почему вы занимаетесь столь несвойственным для женщины делом? Когда я увидел вас с ружьем, подумал, что мне это приснилось. Но, должен сказать, вам очень идет ружье. Отличное украшение для такой, как вы.

— Это подарок деда-охотника. Он научил меня стрелять, и он подарил ружье.

— Понятно, у него наверняка нет внука, а только внучка?

— Да.

— Мужчины коварны, особенно те, у кого есть свое хобби. — Он покачал головой. — Ради него они готовы на все. Они готовы даже девочку заставить полюбить оружие.

— Но оно на самом деле красивое. Там такая гравировка...

— Да, я знаю. Я знаю и вашу модель. Должен сказать, впрочем, вы сами наверняка знаете, ваше ружье — целое состояние. Оно потянет больше, чем жемчужное ожерелье.

Вика кивнула.

— Но если у вас его вдруг украдут, — он свел рыжие брови, — не думайте, что это произошло по моей наводке.

— Его не украдут. — Вика решительно покачала головой. — Только вместе со мной.

— Вас трудно украсть, вы будете отстреливаться.

Вика смеялась, они болтали, и Вика вдруг почувствовала себя с Петром Суворовым необыкновенно легко, как очень давно не чувствовала себя с мужчиной. Может быть, само место — не привычная Москва, а возбуждающий Лондон — позволило сбросить обычную маску с лица и души, забыть старое и почувствовать разум открытым для новых мыслей, для нового восприятия жизни. Красивая обстановка, экзотика, но не ярмарочная, сама еда, от которой просто получаешь удовольствие без назойливого ощущения, будто ешь что-то неповторимо восточное.

Вика наслаждалась салатом, подцепляя золотой фруктовой вилочкой нежные кусочки сочной желтоватой дыни, зеленые, словно первая весенняя травка, ломтики киви, спелые, раздувшиеся и готовые лопнуть от сока виноградины темного, почти черного, маслинового цвета. Она долго не трогала прозрачный лепесток чайной розы, венчавший салатную горку, не решаясь его сдвинуть, уж слишком хорош, а потом взяла и съела.

Петр не сводил с нее глаз. Он положил руки на стол, на фоне белой скатерти они золотились рыжим пушком.

Вика заметила все, даже ровные, ухоженные ногти с белыми редкими пятнышками на них, невольно отметив, что у него были нелады с желудком. Порой Вика начинала злиться на себя — ну хотя бы иногда можно не цепляться за мелочи, детали, объясняя себе все и вся, что попадается на глаза?

Она вздохнула и откинулась на высокую спинку стула.

— Спасибо. Это было здорово.

— Уходим? Или что-нибудь еще?

— Нет, благодарю.

Петр позвал официанта, тот возник словно черт из табакерки и опустил на стол кожаную папку, внутри которой лежал счет.

Петр расплатился, прибавив чаевые, и они вышли из ресторана.

— Так вы говорите, что на Бейкер-стрит нет дома Шерлока Холмса?

— Я не нашел, в чем признаюсь совершенно честно и прямо. — Он развел руками и изобразил на лице такое искреннее сожаление, что Вика не удержалась и расхохоталась. — У вас есть какие-то планы на сегодня? — спросил Петр.

— Да, мне было бы не вредно вернуться на конференцию, с которой я сбежала.

— Простите, а что вы делали в «Голланд-Голланд»? Присматривали себе что-нибудь?

— Ах там? Нет. Я выполняла просьбу. Одного знакомого. Купила ему книгу и получила каталог.

— Вот как? — Петр озадаченно свел брови.

— Да. Он прекрасный охотник. — Последнее замечание прозвучало так, словно она сравнивала двух охотников. И, поймав себя на этой мысли, Вика решила еще сильнее оттенить свое доброе отношение к тому охотнику. — Ради него можно и полдня потратить на поиски Брутон-стрит.

— Спросили бы меня, я бы сказал вам, как туда добраться. В следующий раз спросите обязательно, ладно? — Он наморщил лоб и поджал губы, как мальчик, о чем-то умоляющий строгих родителей.

Вика рассмеялась, поправила ремешок сумочки на плече, убрала с лица волосы, которые разметал налетевший ветер, и сказала:

— Хорошо. А сейчас я с вами прощаюсь.

— Позвольте пожать вам руку? — чопорно спросил Петр.

— Конечно. — Она протянула ему руку.

Он стиснул ее крепко, слишком крепко, Вика попыталась выдернуть, но он не отпускал и медленно тянул к себе. Она попятилась назад от неожиданности, но когда их глаза встретились, вдруг перестала сопротивляться. Вика почувствовала, какими ватными стали ноги, горячая волна прокатилась от сердца к животу, потом устремилась ниже, пульс заколотился как бешеный. Петр потянулся к ней, кончиком указательного пальца коснулся ее виска, на котором под кожей быстро-быстро билась жилка.

— Я так и знал, — тихо засмеялся он. — Ты очень чувственная женщина, Вика Морозова, — добавил Петр. — Я все про тебя знаю.

Ее брови взметнулись, она попробовала нахмуриться, но ничего не получилось. Губы приоткрылись, как будто ей стало трудно дышать и нужно больше воздуха. Как можно больше, потому что жар, охвативший все тело, иссушил ее.

— Ты очень красивая женщина. Но такую, как ты, способны оценить по достоинству не банальные мужчины. А вроде меня. Которые могут отличить ружье «Джеймс Перде» от «Ижевки».

Она хрипло засмеялась.

— Хорошенькое сравнение.

— Ты не похожа ни на одну знакомую мне женщину. Я... поцелую тебя сейчас.

— Да? — Она вдруг улыбнулась. — И как это произойдет? — Ее сердце билось быстро-быстро, ладонь, зажатая в его руке, вспотела, он почувствовал это и слегка ослабил свою руку, потянулся к ее лицу другой рукой.

Вика ощутила, как горячая волна захлестнула ее, но странное дело, ей совершенно не хотелось из нее выныривать. Внезапно ее губ коснулись твердые мужские губы, она застонала от неожиданности, а его губы вели себя настойчиво, и она приоткрыла свои, не в силах противиться нежной силе. Она хотела этого поцелуя, именно здесь, сейчас, где она просто молодая женщина, а он просто молодой мужчина. Они на далеком от Москвы острове, вдвоем. Здесь нет никого, кто знает их, никому не ведомо, из какой они страны, города, из какой жизни, века... Какая разница? Просто есть он и она. И есть их губы, которые хотят соединиться в поцелуе.