пауза, как правило, всегда возникающая в разговорах плохо между собой знакомых людей. Аж уж если эти двое — парень и девушка, и они нравятся друг другу…

— Классная погодка, — наконец выдавил Женя, махнув рукой куда-то в сторону фонаря.

Я молча кивнула.

Погода, действительно, стояла чудесная. Было тепло и стрекотали кузнечики, как будто на дворе не август, а июль.

— Слушай…

Он сделал паузу, собираясь с мыслями, а потом вдруг выпалил:

— А что ты делаешь завтра?

Я разглядывала вьющихся вокруг фонаря мошек, чувствуя, как где-то глубоко внутри поднимается бурная волна радости.

— Ничего.

Женя помялся, вздохнул и предложил:

— А, может, мы сходим куда-нибудь?

«Это сон, — внезапно осенило меня. — Самый лучший и восхитительный сон из когда- либо виденных».

— Давай.

Я еле сдержалась, чтобы, как героиня клипа «На Лабутенах», не запрыгать и не закричать: «Кто молодец? Я молодец! Кто молодец? Я молодец! Я! Я! Я!»

— А куда? — пропищала я дрожащим голосом.

Он на мгновение задумался.

— На станции есть кафе?

Я хотела было сказать, что на станции целых три кафе, но тут вспомнила, что три кафе там будет в мои пятьдесят, а вот что там сейчас?

— Да, кажется, есть какое-то, — не очень уверенно ответила я. — Но мы можем просто прогуляться.

Я испугалась, что он передумает, и поспешно продолжила:

— Можем купить в магазине мороженое и еще что-нибудь, и просто прогуляться.

— Хорошая идея, — согласился он. — А в кафе потом можно сходить. В Москве.

В Москве!

Я не поверила своим ушам.

Неужели это нечто большее, чем летний дачный роман?!

— Да.

— Держи!

Женя сорвал с клумбы какой-то незнакомый белый цветок и протянул мне.

Я подошла к забору, вытянула руку. На мгновение наши пальцы соприкоснулись, а глаза встретились.

Женя мечтательно улыбнулся.

— До завтра!

Не слово, а музыка для влюбленных.

— До завтра.

Я тоже улыбнулась в ответ.

— Ну… я пойду.

Он кивнул и снова улыбнулся, счастливо, чуть смущенно.

Я медленно пошла к дому.

У крыльца я оглянулась: за соседским забором по-прежнему темнела широкоплечая Женина фигура.

Я помахала рукой- Женя поднял руку и махнул мне в ответ.

Едва зайдя в дом, я восхищенно выдохнула и поднесла к носу подаренный Женей цветок. Запах был сладким, с нотками ванили и карамели.

Я зажмурилась и на минуту представила завтрашний день: с утра пораньше пролезу на соседский участок, выкраду злосчастный велосипед и выброшу его где-нибудь в лесу.

А потом снова увижу Женю. И он снова мне улыбнется, и мы рука об руку пойдем на станцию.

Будем сидеть в пристанционном кафе, есть блинчики с вареньем и разговаривать.

Почему именно блинчики с вареньем, а не картошку с котлетой, и о чем будем разговаривать, я не знала, но это было совершенно неважно, главное- моя мечта наконец-то стала явью.

Я разобрала постель и еще долго сидела на ее краешке, предаваясь мечтам. А потом выключила свет и легла.

За окном все также стрекотали кузнечики, и где-то далеко лаяла собака.

Снова и снова я прокручивала сегодняшний день: ожившие мама с папой, звонок с киностудии, приглашение в Голливуд. И Женя, тот самый, о ком я вздыхала все свои молодые годы, позвал меня на свидание.

Может быть, это был сон? И завтра утром я проснусь в заброшенном доме и мне снова будет за пятьдесят?

Или, наоборот, та, другая жизнь была сном?

Я вспомнила, как еще в институте мы изучали испанскую драматургию и в частности пьесу «Жизнь есть сон» Кальдерона.

Король Басилио держит в тюрьме своего сына Сихизмундо, поскольку когда-то было предсказано, что он убьет своего отца и вообще все царство при нем ждут великие беды. Однако потом в силу ряда причин король все-таки передает свой престол сыну. А когда тот начинает бесчинствовать, как и было предсказано, Сихизмундо опаивают и увозят назад в тюрьму. И тюремщик убеждает его в том, что все увиденное им- сон. Не был он никаким королем, все приснилось.

Я закуталась в одеяло и закрыла глаза.

Что было сном? А что нет?

Что меня ждет: унылый завтрак в заброшенном доме, в одиночестве, или мы пойдем в кафе с Женей?

Я узнаю завтра…