Лютер остановился перед старым особняком, и Рокси едва успела затормозить, чуть не уткнувшись в широкую спину.

Когда-то дом был великолепен: широкое крыльцо, стройные колонны, плавный изгиб фасада словно повторял берег озера. Но зияющие пустотой окна, сломанные перила и выщербленные ступени, усыпанные окурками и стеклом, превращали его в мертвеца, и белые стены казались старым скелетом: время жадной птицей склевало его глаза, ветер и дикие звери сожрали плоть, а ливни смыли густую кровь.

— Боишься? — спросил агент Фосберг, и Рокси мотнула головой.

Герои не боятся. Ну, разве чуть-чуть.

Он задержался у дверного проема, и ветер, что гулял в верхушках деревьев, осторожно коснулся светлых волос. Если распустить их, будет шикарная грива. Быть может, назначить его принцессой? Блондинистые локоны уже есть.

— Ждите меня здесь, — приказал он, и Рокси, едва не зарычав от раздражения, снова пошла следом.

Пусть агент Фосберг и не догадывается о распределении ролей в их команде, но она заставит его с ней считаться.

Лютер стоял в зале, на старом исцарапанном паркете, и словно принюхивался к чему-то. Его глаза в полумраке блестели, и тень заострила черты, сделав их нечеловечески точными.

— Наверное, надо спуститься в подвал, — предположил Персиваль, который так и жался у входа, не решаясь войти. — Поискать гробы. Вообще нужны осиновые колья, как считаете, агент Фосберг? Или серебряные пули?

— А как определить вампира? — поинтересовалась Рокси. — Так-то от кола в сердце любой помрет.

— Если человек лежит в гробу в подвале заброшенного дома, то это вызывает некоторые подозрения, — назидательно произнес Перси, и ей захотелось стукнуть его тетрадкой по рыжей башке. — Однако есть и более верные способы.

— Какие же? — заинтересовался Лютер, сворачивая к лестнице, ведущей в подвал.

— Вообще-то стандартные признаки, широко растиражированные в фильмах и литературе, не более чем миф, — важно ответил рыжий. — Чеснок, красные глаза, кружевные жабо — все это вранье.

— Вот как, — пробормотал агент Фосберг, уверенно спускаясь по ступенькам.

Рокси задержалась на верху лестницы, привыкая ко мраку. Ладно, вампиры… Но ведь там могут быть мыши! Выдохнув, она пошла за Лютером следом.

— Вампиры не любят солнца, — бубнил сзади Персиваль, — это истинная правда. Их не охватывает пламя, и они не рассыпаются в пепел, как хотелось бы. Но долгое пребывание под прямыми солнечными лучами и правда может их убить. Затем зеркала. Если даже вампир приятной наружности, то в зеркале все равно отразится чудовище.

Лютер обернулся и подал Рокси руку.

— Здесь осторожнее, — сказал он. — Ступенька сломана.

— Вижу, — ляпнула Рокси, проигнорировав его помощь, и прикусила язык.

Она видела в темноте как кошка, но лучше Лютеру об этом не знать. Все супергерои хранят свои способности в тайне.

Позади щелкнул фонарик, и узкий луч света нырнул во тьму.

— А еще вампирская тень, — сказал Перси.

— А с ней что не так? — поинтересовался Лютер.

— Ее нет? — предположила Рокси. — Я в какой-то книжке читала…

— Она гуще, чем человеческая, — перебил ее коп. — Потому что вампиры — суть мрак.

— Очень впечатляет, — фыркнула она, оглядываясь по сторонам. — Вот только откуда ты взял весь этот бредовый поток сознания?

— Моя бабушка ведьма, — ответил Персиваль. — Она рассказала. Между прочим, мне передался ее дар. Я чую потустороннее.

Он выразительно постучал кончиком указательного пальца по носу.

— Это несомненно очень нам пригодится, — сказал агент Фосберг, и Рокси не могла понять — шутит он или всерьез.

Кружок света обшарил углы, скользнул по останкам стула, задержался на жирной многоножке, распластавшейся на серой стене, и прыгнул к Лютеру. Тот поморщился, и Перси повернул фонарь на себя. Свет окрасил его кожу в желтый, а тени легли снизу-вверх, превращая его лицо в пугающую восковую маску.

— Но очевидно, что вампиров тут нет, — вздохнул он.

***

Дом был похож на него. Когда-то здесь кипела жизнь и бурлили страсти, но время то давно прошло. От былого великолепия осталась лишь мертвая оболочка, и сердце этого дома остановилось. Эхо гуляло по комнатам, и деревья просовывали наглые ветки в пустые окна. Шаги звучали гулко как в склепе, а голоса казались раздражающе громкими. Дом еще пытался притвориться самим собой: хвастался дубовым паркетом, звенел остатками хрустальной люстры — все равно что старуха, нацепившая свадебные украшения, в которых когда-то была молодой и красивой.

Он тоже пытался сохранить остатки человечности и носил маску почти не снимая: совершал уже не нужные действия — вроде, почистить зубы, принять душ, подать руку даме; согласился на сотрудничество с бюро — хотя ему не оставили выбора; общался с людьми, как будто еще мог выстроить нормальные отношения.

Маска стала такой привычной, что приросла к коже, и Лютер сам почти поверил, что может вернуть себе прежнюю жизнь.

Встреча с Рокси в одно мгновение разрушила все его воздушные замки.

Он — чудовище, и ему, в отличие от дома, не поможет ремонт. Он пытался, но жажда никуда не делась. Зверь, который таился внутри, с легкостью смел все так тщательно выстраиваемые заслоны, смахнул острые колья, сломал кандалы. Он держался на последней цепи — только за обещание, что все равно утолит свой голод. Просто чуть позже. И он готов был немного подождать.

Рокси бродила по дому, и тот наполнялся ее ароматом, а клыки чесались от желания впиться в нежную шею.

Лютер стремительно подошел к неаппетитному Персивалю, как будто заинтересовавшись видом из окна. Озеро подернулось рябью, а потом вдруг разгладилось, словно по нему прошлись утюгом, и отразило тяжелые облака, похожие на комья овсянки. По берегам буйствовали заросли, но со стороны дома тянулась узкая полоска желтого пляжа.

Серый ворон вдруг выпорхнул откуда-то из-под карниза, тяжело хлопая седыми крыльями.

Часть откровений Перси были выдумками: тень у Лютера самая обыкновенная, и даже колом в сердце его не убить — толку протыкать то, что и так мертво. А вот с солнцем он прав. Самовоспламенения не будет, но болезненные ощущения обеспечены. Да и зеркал Лютер избегал…

— Твоя