– Здесь ходили Пушкин… Есенин, а сейчас идем мы, – шутил я непонятно для других.

Икс Игрекович понимать и не собирался, пережевывая в себе происшедшее.

– От них остались нетленные плоды творчества, – не унимался я, – а мы развлекали публику, которая, поставь вы свой самый раззамечательный спектакль – смотреть его не придет и не купит в магазине мою книгу…

Икс Игрекович покосился на меня и усмехнулся:

– Они вообще в книжные магазины не ходят. Не ходят и… не надо, у них иная жизненная функция. А по поводу сегодняшнего – ох, появись мы со своим «поздравлением» чуть позже, в пьяную бестолковщину, не докричаться бы нам до юбиляра. А если раньше – перед трезвыми, вывели бы нашу женушку под белы рученьки, а тестю с его гармошкой – еще бы и накостыляли.

– Опасная у нас работа! – опять пошутил я. – А кто ж заказал-то такой подарок?

– Как кто? – остановился Икс Игрекович. – А вы не знали – жена!

Прошло два дня.

– Витюша, – ввинтился мне в ухо голос Эдика. «Витюша» – значит, не разочаровался. – Витюша, надо выручить одного человека, причем – срочно.

Я держал трубку мокрой рукой, поэтому не предполагал говорить долго.

– У человека похороны – надо ему помочь.

Рука высохла моментально, или я забыл, что она мокрая.

– Эдик, ты куда звонишь? – сказал я. – Это не похоронное бюро, это… – я оглядел кухню и недочищенную картошку, – это министерство культуры. Это главный штаб всех вооруженных сил!

– Там работы не много, он послезавтра хоронит отца, он – один, родственников нет, а человек солидный, хочет, чтоб все на уровне, чтоб шли за гробом, как там положено.

– Эдик, это не ко мне.

– Кстати, и ты там тоже – хорошо, чтоб появился.

– Эдик!..

– Оплата за срочность двойная.

– Эдик!..

– За твое участие – отдельно, ну потеряй денек – заработай деньги!

– Эдик! Это кощунство!

– Какое кощунство – это благородное дело!

– Ну, я не знаю, кто он был – хороший человек или…

– Хороший! – немедля успокоил Эдик. – Плохой – я бы тебе не предложил. Икс Игрекович ждет сценарий. Сможешь сегодня вечером? Даже до часа, до двух – он поздно ложится, – вцепился Эдик.

– Что – большие деньги?

– Очень! – вырвалось у абонента. – То есть – нормальные. Тебе практически делать нечего: кто что сказал и – всё! Ну, соглашайся!

– Нет!

– Ну что тебя смущает? На Руси всегда были профессиональные плакальщицы. Цветочная фирма предоставляет свои услуги, а мы – свои! И потом: человеку просто надо помочь!

Отправляясь на эстрадные мероприятия, я всегда выползаю из себя, как улитка, и тороплюсь поскорее вернуться обратно, где я – это я. Но… откажешься, а потом чувствуешь себя виноватым. В молодости я заклеил циферблат ручных часов бумажкой, на которой написал: «Пора работать!» Дернешься посмотреть сколько времени и видишь: «Пора работать!» Сейчас надо бы заклеить и написать: «Пора подумать!»

– Ладно, – сказал я. – Сейчас возьму бумагу, подожди. Подождать-то ты можешь?

– Не спеши, не спеши! – убаюкивающе заурчал Эдик, довольный своей надо мной победой.

Бумаги, как всегда, под рукой не оказалось, и я записал на конверте «Мосэнергосбыта», что лежал на «Аристоне» – посудомоечной машине. Она давно не включалась, потому что зачем? И превратилась как бы в деловой столик – тут лежали квитанции, письма, очки, авторучки, скрепки и горстка денежной мелочи.

Через пяток минут, опуская обнаженные клубни в кипящую воду, я уже еле сдерживался, чтобы не кинуться к дивану – не спать, разумеется, а – творить. Первое, что я написал: «Участие артиста Снегирева исключается». И стал выводить действующих лиц: генерал, генеральша, иностранные представители – говорят с акцентом, только не кавказским, пожилая дама – намек на старую любовь, и т. д.

Главное было – схватить тему за горло. Я насобачился, когда для радио рассказы лудил. Юмористических передач было много: во вторник, четверг – «Встречи накоротке», в субботу – «В субботу вечером», с понедельника по пятницу и тоже на «Маяке»: «Опять двадцать пять», которую убрали из эфира, когда подошло время XXV съезда КПСС. А на первой программе вечером в субботу – «Вы нам писали», и в воскресенье – фирменная передача отдела «Сатиры и юмора» Всесоюзного радио: «С добрым утром!», которую слушала вся страна! Почти вся…

К 1980 году у меня прошло в эфире двести рассказов; когда счет достиг этой цифры – никого не поразившей, кроме автора, я считать перестал. Рассказы озвучивали замечательные артисты: Папанов, Миронов, Вицин, Ларионов… Позвонит редактор – их было несколько, скажет: «У меня “Доброе утро” на такое-то число», и сандалишь! Если рассказ не проходит в «Добром утре» – проскакивает на «Маяке». Главное, получив задание, не дать себе остыть, откладываешь прочие дела и…

Генеральский монолог дался мне легко – вспомнил своего, как он приходил проверять порядок в казарме, и, улыбаясь, уложил на бумагу быстрые строчки. Да и как не улыбнуться, если у него был коронный номер: проверять пыль на сливных бочках. Пройдется во главе свиты по казарме: в спальном помещении откроет наугад тумбочку, заглянет туда, не сильно нагибаясь; в Ленинской комнате перелистнет подшивку газеты «На боевом посту» (беспечные защитники родины дергали из нее на всякие нужды), в бытовой комнате поднимет утюг, подержит, спросит: «Работает?» И – в туалет! Встанет там на приступочку, в которую утоплены чугунные унитазы, вынет из кармана белоснежный платок, потянется на мысочках и… проведет платочком по сливному бочку сверху. И ткнет сопровождающим – укорит в нерадивости. Когда он опять пожаловал в полк, а я был дежурным по роте, то приказал вымыть затылки бочков с мылом. И что же я наделал! Пришел генерал, провел платочком, а он – чистый! Обиделся старый служака – отнял я у него любимую игрушку! Сразу стало видно, что человек он уже пожилой, что скоро в отставку…

И пошел командир дивизии ракетвойск стратегического назначения вон из казармы, а заместитель командира полка по строевой части майор Блинов сказал: «Хорошая девка всегда пернет!» Он всегда говорил прибаутками, построит полк и: «Мы здесь нести боевое дежурство или с голой жопой через костер прыгать?!»

Монолог генерала я написал быстро, генеральши – еще быстрее, над «незнакомкой в черной вуали» сам чуть не всплакнул; с иностранцами повозился – акцент вилял: то они у меня немцы получались, то американцы, то вдруг – китайцы. Решил сделать их бывшими нашими соотечественниками, приехавшими из Америки. Удачно и современно разобрался с одноклассником. Не сразу получилось с молодым поколением. Одного генерала показалось мало и вбухал – адмирала, прибавил молчаливую массовку, Икс Игрековича, Эдика и себя, и решил – хватит!

Первым, кого я увидел на месте сбора, был – Снегирев. Предчувствуя недоброе, я спросил: