«Дома нет, а ключ есть, – думал Женек, вертя находку в руках. – Обидно как-то».

Потом рассовал ключ и гармошку по карманам. Казалось неправильным оставлять их здесь.

Он прошел всю рощицу насквозь и наконец очутился у больших ворот. Здесь деревья заканчивались, а дальше, за забором, начинался город техно. Вот только попасть туда через эти ворота теперь было невозможно: деревья подступили вплотную и подпирали их, выстроившись, как на линейке.

– Вот это да… – произнес Женек вслух.

Он осторожно протянул руку между стволами и дотронулся до ворот. Раньше сделать это было нельзя: они кидались искрами и шипели. Теперь ничего не произошло, и Женек беспрепятственно провел пальцами по створке.

«Наташа! Сергей! Как же они выйдут?!» – с ужасом подумал он и, повернувшись, бросился домой.

Лес

Летучие мыши вовсе не злые. Они просто самые маленькие в десятке волшебных существ, а им хочется быть сильными и свирепыми, как фенриры или драконы. Или хотя бы как грифоны.

Предки Эдгара когда-то были настоящими вампирами и могли гордиться славными победами не только над кентаврами и единорогами – да-да, бывало и такое! – но и над людьми. Но те времена давно забылись.

Эдгар, впрочем, тоже очень хорошо умел кусаться – питался-то он кровью. И легко мог напасть, например, на спящую горную козу или орлана, если бы орлан оказался глуп настолько, что заснул в тех местах, где водился Эдгар. Маленьких детей тоже стоило спрятать от него подальше. Но вот победить в честном сражении он смог бы разве что белку. Если бы белке зачем-то понадобилось с ним сражаться. Вероятнее всего, она ускакала бы подальше от такой напасти – белка ведь не волшебное существо и глупостями не занимается. Хотя каждый встречный норовит назвать ее духом. Конечно, гораздо приятнее думать, что дух леса – рыженький и пушистый, а не серый, кожистый и противный.

Впрочем, Эдгар не жил все время в лесу и вообще предпочитал остров Рока-Алада, потому что там водились крупные млекопитающие вроде коз, а значит, было что поесть. На прочие три острова он залетал только по необходимости, когда грифон заставлял его следить за кем-нибудь или когда от скуки хотелось поиграть с Тимом в Правило четырех.

Вот и сейчас Эдгар примчался на Светлоярск только потому, что грифон назначил ему встречу, и висел под обрывом, сложив крылья и хмуро отфыркиваясь, когда снизу долетали брызги моря.

Наконец грифон прибыл.

– У меня мало времени, начну с главного, – проговорил он, едва опустившись на землю и даже не сменив обличье. – Я вижу, лес набирает силу – ильмы уже в черте города.

– Я успел это заметить, – пропищал Эдгар. – Из-за чего это, не знаешь?

– Обычно такие вещи происходят или перед большой битвой, или перед большими переменами. Тридцать лет назад, когда погибло сразу много техно, лес тоже разбушевался, помнишь?

– Когда деревья подошли к самой воде? Конечно. Но я думал, с техно это не связано.

– Все четыре стороны связаны. – Грифон ударил лапой о землю. – Поэтому Тим так и печется о Правиле четырех, мечтает сохранить архипелаг в равновесии. А точнее – просто сохранить. Но ничего у него не выйдет: все, что неустойчиво, в конце концов рухнет. И позвал я тебя как раз за этим.

– Затем, чтобы я разрушил архипелаг? – высоко пискнул мышь.

Грифон тяжело вздохнул:

– Я не питаю на твой счет иллюзий. Все проще. Ты должен разбудить Хоришь.

Эдгар вздрогнул, сорвался с обрыва, но на лету поймал равновесие крыльями.

– Зачем?!

– Она должна быть готова. Может понадобиться.

– Да она сожрет меня! – запротестовал Эдгар. – Чем ее кормить? Нет, я отказываюсь!

– Накормишь мышами. Да не летучими! А сам к ней в пасть не лезь. Приведи на берег, сюда. Новое жилище она сама найдет. Сделаешь – продолжай наблюдать за островом. Обо всех изменениях сообщай мне как обычно. Особенно о том, что касается нашей парочки.

– Ты что, серьезно?

– Более чем. Действуй! А у меня много дел.

С этими словами грифон развернул крылья и поднялся в воздух, оставив растерянного Эдгара порхать над обрывом.

Как только он скрылся из виду, летучая мышь, зло оскалившись, устремилась в чащу леса.

Ну вот, опять! Грифон всегда поручает ему самое неприятное. В прошлый раз потребовал отобрать медальон у девчонки. Теперь – это…

Но уж если неприятного поручения не избежать, лучше разделаться с ним побыстрее.

Хоришь жила в той части острова, где ильмы заканчивались и начинались хвойные – тут лес переставал быть светлым, и даже в ясный солнечный день в нем висел полумрак. Жители Дома не ходили сюда – неуютно, да и ягод с грибами почти нет.

Сосны стояли близко друг к другу. Некоторые из них срослись корнями и переплелись ветвями. Корни были толстыми и твердыми, выпирали наружу. Земля под ними осыпа́лась, образовав пещерку. Там-то и обитала Хоришь. Большую часть жизни она спала, оживая только изредка в теплое время – на час, на два в ночную пору. И то лишь в те периоды, когда лес был активным и давал ей силу. Сейчас наступил как раз такой момент.

Подлетая к логову, Эдгар с надеждой подумал: «А вдруг Хоришь умерла и ее тело давно съели муравьи? Ведь она много лет не выползала из своего убежища».

Вот и те самые сосны. Эдгар зацепился за нижнюю ветку одной из них прямо над пещерой. Снизу не доносилось ни одного звука, а ведь летучие мыши слышат очень чутко.

Скорее из чувства долга, чем действительно желая что-нибудь обнаружить, Эдгар применил свое главное оружие – звук. Он издал тонкий писк, короткий, но пронзительный. Ничего не произошло. Он мечтал о том, чтобы убраться поскорее из этого места и отправиться на Рока-Алада, охотиться на козочек. Но, представив недовольство грифона, Эдгар пересилил себя и издал писк снова. И еще раз.

Только после третьей попытки темнота зашевелилась, зашуршала.

– Жива, – с неудовольствием протянул мышь. – Да чтоб тебя…

Он сделал пару кругов над корнями, затем отправился искать питательный завтрак для вновь разбуженной.

Лесные мыши жили стаей. Эдгар хорошо знал месторасположение их нор – как раз на границе светлого и темного леса, на косогоре. Сам он на них никогда не охотился: малявки. Поживиться нечем, а мороки – о-го-го! Но для предстоящего дела мыши подходили как нельзя лучше – только не поодиночке.