Дома его ждали испуганный Мирон и заплаканная Лена. Как оказалось, вчера ночью сын был с друзьями в баре, хорошо выпил и, когда возвращался назад, сбил человека.

— Он лежал на дороге, папа. Я не видел его, честное слово, не видел! Там была кровь, он стонал. Я так растерялся.

— Не волнуйся, сынок, все будет хорошо, — успокаивала его мать.

— Не будет, — вдруг сказал Дмитрий Олегович. — Мы воспитали подлеца, Лена. Наш сын бросил раненого человека.

— Дима! Вместо того чтобы думать, как спасать ребенка, ты морали читаешь?!

— Ты права, воспитывать уже поздно.

— Надо срочно искать адвоката! Я позвоню папе. — Лена кинулась к телефону.

— А ты сам ничего не хочешь сделать? Найти того человека, которого ты сбил, прийти с повинной в полицию, найти адвоката, наконец? Только сам, Мирон. Сам! Или военных переводчиков учили только транслировать чужеземные мысли, а свои выветрились совсем?

Мирон опустил глаза.

— Папа сейчас приедет и все попробует уладить, — обрадованно сказала Лена.

— Ну, вот видишь, сын, сейчас приедет «скорая помощь» в виде дедушки-генерала, а может, уже и с адвокатом, так что не волнуйся. Можешь пить дальше за рулем и куролесить.

— Отец, зачем ты так?

— Да что ты за такой жестокий человек, Бразгин! — кричала Лена.

— Да, да, — согласился Дима и ушел в свою комнату.

К страху, который постоянно жил в его душе, добавилась тревога, и он чувствовал, что силы его организма истощаются.

Выступая с докладом на трибуне, Дмитрий Бразгин не мог избавиться от чувства вины. Может, он зря так с сыном? Вон, другие детки и не такое выкидывают, и все им сходит с рук. Главное, чтобы не пронюхали журналисты. Поэтому свою планируемую пресс-конференцию он отменит под любым предлогом, потому что какой-нибудь писака-проныра может что-нибудь разведать и задать вопрос, на который ему отвечать совсем не хочется. О проблемах космической отрасли он расскажет журналистам в следующий раз. Да и нечем тут гордиться: последние два года спутники с завидной точностью падали в океан. В одних случаях отказывало оборудование, и спутник терял управляемость, в других — просто не долетал до своей орбиты, потому что на старте взрывалась ракета, которая выводила спутник на заданную траекторию. По каждому инциденту работала межправительственная комиссия, выводы которой были весьма обтекаемые — «человеческий фактор». На самом деле это означало, что в крушении ракеты «Удар-М» виноват конкретный «слесарь Иванов», который загадочно перепутал полюса у датчиков угловой скорости на борту ракетоносителя.

Информационные агентства захлебывались в потоках новостей, называя взрыв «Удара-М» диверсией, потому что перепутать полюса у датчиков было невозможно, к каждому был подключен провод разного цвета. Чтобы перепутать провода, надо чтобы узел собирал «слепой слесарь Иванов».

Доклад закончился, начались выступления, и Бразгин с пристальным вниманием наблюдал за присутствующими, среди которых выделялся генеральный директор «Орбитальной группировки» Владимир Николаевич Яценко, в космической отрасли слывший корифеем, если считать, что космонавтика — это тоже искусство. Он был первым учеником основателя отрасли Ильи Гладкова, и фотография, где Гладков смотрит на ученика с любовью, давно обошла все российские издания. Владимир Николаевич периодически объявлял о том, что уходит на пенсию, и любил слушать, как он незаменим, говорил о преемнике и некоторым даже обещал свою должность. Но Дмитрий знал точно — Яценко никуда и никогда не уйдет, он не такой породы, он монумент, которого не сдвинешь и который еще при жизни умудрился сделать из себя легенду.

Вечером дома он с удивлением обнаружил, что в квартире нет ни жены, ни сына, а на кухне сидит тесть, бывший генерал, и пьет его водку.

— Не ожидал, зятек? — спросил он, поправляя редкие, как сломанные зубья у расчески, волосы.

— Не ожидал, — честно ответил Бразгин.

— Садись, налью. Водка, кстати, из твоего холодильника, как и закуска.

— Наливайте. — Дима поставил на пол портфель.

Тесть бывал у них дома нечастым гостем, в основном для того, чтобы удовлетворить материальные потребности дочери, повоспитывать зятя и внука.

— У вас что-нибудь случилось? — поинтересовался Дима.

— Случилось. Ты же знаешь, что Лена мне позвонила и рассказала, что произошло с Мироном.

— Знаю. Вы приезжали с адвокатом, — кивнул Бразгин. Ему совершенно не хотелось обсуждать эту историю с тестем.

— Не знаешь! — угрюмо произнес генерал. — Адвокат все придумал и пообещал вытащить мальчика из этого дерьма.

— Понятно.

— Да ничего тебе не понятно! Этот молодой остолоп отказался от услуг адвоката и пришел с повинной в полицию. Сказал, что должен свои проблемы решать сам. Лена сейчас тоже в полиции, ждет его.

— Может, это его настоящий мужской поступок?

— Да какой, к черту, поступок?! Он себе жизнь сломал!

— Пусть он попробует разобраться со своей жизнью хоть раз сам.

Тесть заплакал, беззвучно, его старческие слезы текли из выцветших глаз.

— Стараешься для вас, стараешься, а вы не цените.

Дима налил в стопку водки, выпил и впервые подумал о том, что неважно, какая сейчас фамилия у его сына, с фамилией он еще разберется, главное, что Мирон не трус и не подлец, а то, что было, — временная слабость, которую он поможет ему преодолеть.

Сразу после Совета Главных Владимир Яценко возвращался из Москвы домой. Мужчина не любил летать на самолетах, не любил смотреть в окно при взлете и восхищаться уменьшаемым ландшафтом. Он боялся полетов и успокаивался только тогда, когда можно было выпить. Только в расслабленном состоянии генеральный директор «Орбитальной группировки» Владимир Николаевич Яценко мог преодолеть долгие часы в воздухе, которые разделяли его город и столицу.

Его давно считали ярким ученым в космонавтике, приглашали на заседания правительства, а уж коллегии без него не проходили. Яценко и сам привык к тому, что он незаменимый, что его докладами восхищаются, его цитируют, и его фото часто украшает журнал «Космические полеты». Наставник был бы доволен. Тут он себя оборвал:

— Ну, привык ты врать!

Профессор Илья Сергеевич Гладков вряд ли вспомнил бы студента Вову Яценко. Хотя, наверное, вспомнил бы, предмет «Двигатели космических аппаратов» он сдавал Гладкову несколько раз, а потом ходил в НОС — научное общество студентов и даже сфотографировался вместе с ученым. Да сухарь и зануда был этот профессор, что с ним так все носились! Подумаешь, пришли в его, а не в другую голову хорошие идеи. Экзамен у Володи Гладков принимал так, как будто издевался над ним.

— Ну что, молодой человек, слабо готовы вы к экзамену, очень неясное представление в вашей голове о динамике двигателей.