Они не были друзьями. Об этом и речи быть не могло. Ниро аристократ, а Лазло практически никто. Но он много раз выполнял для Тиона исследовательские работы, а однажды, на раннем этапе, когда он обнаружил редкий металлургический трактат, который мог заинтересовать Ниро, тот даже сказал «Спасибо».

Звучит как пустяк – или того хуже: может показаться, что он благодарил Лазло лишь раз за все эти годы. Но Лазло знал, что таких мальчиков, как Тион, с детства учили только отдавать приказы, и когда тот оторвал взгляд от трактата и произнес с серьезностью и искренностью это простое слово «Спасибо», – юноша засветился от гордости.

Теперь его «Прекратите!» обжигало язык; он хотел закричать, но молчал. Лазло словно прирос к земле, прижавшись к прохладной стене мшистого мавзолея, боясь даже пошевелиться. Хлыст вяло повис в воздухе. Тион держался за голову, спрятав лицо. Он не издавал ни звука, но Лазло видел, как дрожат его плечи.

– Вставай! – прорычал герцог.

Тион поднялся, и Лазло наконец его рассмотрел. Лицо мокрое и красное, золотые волосы прилипли ко лбу влажными от слез прядями. Он выглядел гораздо моложе своих шестнадцати лет.

– Ты хоть представляешь, сколько она потратила на твою лабораторию?! – требовательно спросил герцог. – Стеклодувы из самой Амайи. Печь, построенная по твоим чертежам. Дымовая труба – наивысшая точка города. И чем ты отплатил за эту доброту? Заметками? Измерениями?

– Алхимия и состоит из заметок и измерений, – возразил Тион. Его голос был сдавлен от слез, но не лишен непокорства. – Нужно узнать свойства металлов, прежде чем надеяться изменить их структуру.

Герцог презрительно покачал головой:

– Магистр Лузинай был прав. У тебя действительно душа кузнеца. Алхимия – это золото, понял? Теперь золото – твоя жизнь. Если, конечно, ты сможешь его создать – в противном случае тебе вообще повезет выжить. Тебе все ясно?

Тион отпрянул, изумившись подобной угрозе:

– Отец, прошу тебя! Прошел всего год…

– Всего год?! – Герцог сухо рассмеялся. – Знаешь, что может произойти за год? Дома могут пасть. Королевства могут пасть. Пока ты сидишь в своей лаборатории, изучая свойства металла!

Это заставило Тиона призадуматься, и Лазло тоже. Королевства могут пасть?!

– Но… ты же не ждешь, что я сделаю за год то, что прежде не удавалось никому?

– Прежде и металл никто не трансмутировал, но тебе это удалось в возрасте пятнадцати лет.

– Но только в висмут, – горько произнес юноша.

– Я прекрасно знаю о недостатке твоего достижения! – рявкнул герцог. – С тех пор как ты поступил в университет, я только и слышу, какой ты умный и что ты умнее всех остальных. Так будь умнее, черт бы тебя побрал! Я сказал ей, что ты на это способен. Я заверил ее!

– Я пытаюсь, отец.

– Пытайся лучше! – взвыл мужчина.

Его глаза расширились, белки обрамляли зрачки толстым кольцом. В них читалось отчаяние, и от этого у Лазло, скрывающегося в тени, побежали мурашки. Когда королева нарекла алхимическую лабораторию Хризопоэзиумом, ему подумалось, что это вполне подходящее имя. Он воспринял его как надежду на то, что однажды там реализуется величайшее стремление искусства. Но, похоже, «однажды» – это слишком долго. Королева хотела золота, и немедленно.

Тион с трудом сглотнул и уставился на отца. Между ними прокатилась волна страха. Медленно, чуть ли не шепотом, юноша спросил:

– И что будет, если я не преуспею?

Лазло думал, что герцог вновь начнет его избивать, но тот лишь заскрежетал зубами:

– Объясняю простым языком. Наша казна пуста. Солдатам нечем платить. Они дезертируют, и наши враги это заметили. Если так и продолжится, они вторгнутся в нашу страну. Ты понял?

Проблема была не только в этом – зловещие интриги, неоплаченные долги. Но все это складывалось в простую истину: сотвори золото – или Зосма падет.

Лазло наблюдал, как Тион бледнеет, приняв на себя бремя всего королевства, и почувствовал, словно оно упало и на его плечи.

Так оно и было.

Не потому, что его туда водрузили жестокий отец и жадная королева, а потому, что он сам принял его на себя. Прямо там, у склепа, словно оно было настоящей, материальной ношей, он подставил свое плечо, чтобы облегчить груз Тиона – даже если Золотой крестник об этом не ведал.

Почему? Лазло мог развернуться, заняться делами и собственной жизнью, радуясь, что ему не приходится тащить это бремя. Большинство так бы и поступили. Более того, большинство бы поспешили нашептать об этом кому-нибудь на ушко, распространить слух еще до начала ночи. Но Лазло не такой, как другие. Он стоял в тени, разозлившись от одной мысли об этом. Он думал о войне и людях, которых она у него забрала, прежде чем он смог их узнать; обо всех детях, которые станут сиротами, когда разразится новая; обо всех именах, которые канут в Лету как песня.

Пройдя через все это, юноша остро ощутил свою бесполезность. Как помочь Золотому крестнику? Он не алхимик и не герой. Он библиотекарь, мечтатель. Лазло чтец и невоспетый эксперт по давно утерянному городу, на который всем плевать. Что же он мог…

И тут его осенило.

Он не алхимик. Он – эксперт по давно утерянному городу, на который всем плевать. Но так сложилось, что этот город, если верить легендам, практиковал алхимию уже тогда, когда Зосма была еще глушью, населенной варварами. Более того, первоначальные образы этого искусства и его практиков происходили из старых историй, провезенных через всю пустыню Эльмуталет: историй о могущественных мужчинах и женщинах, использовавших секреты природы и космоса.

Лазло размышлял. Он думал об этом, пока Тион и герцог покидали склеп в напряженном молчании, думал, пока возвращал свою охапку манускриптов в библиотеку, и продолжил думать, когда библиотека закрылась на ночь и он пропустил ужин, чтобы поскорее вернуться в свою комнату к книгам.

В то время как ученые-резиденты жили в величественных гостевых комнатах на верхних этажах дворца, библиотекари обитали в служебных помещениях – на один этаж выше прислуги, – в комнатах, которые однажды занимали горничные и камердинеры. Лазло зашагал по длинному коридору с низким потолком, вдоль которого шли ряды одинаковых дверей со сферами, висящими на крючке. Снял свою и занес в комнату. На самом деле сфера – это бутовый камень, постоянно источающий свет и естественным путем. Он не выделяет тепло – только сияние, цвет и сила которого варьировались так же, как у драгоценных камней. Эта сфера была слабенькой: неровный кусок красноватого камня, источающего тусклое сияние. При всем том, что комнатка была крошечной, ее углы все равно оставались в тени. У одной стены стояла узкая кровать, у другой – стол и стул. На двух колышках висели все вещи, которые имелись у Лазло, а в качестве полки ему служил подоконник. На нем и выстроились все его книги. Юноша повесил сферу и начал доставать их, пролистывая одну за другой. Вскоре он уселся на полу, прислонившись к стене, и принялся отмечать страницы и делать заметки. Из коридора доносились шаги – остальные библиотекари расходились по комнатам, но Лазло их не замечал, как и наступившую чуть позже тишину или движение луны по небу. Где-то к середине ночи он покинул свою комнату и направился в когда-то пыльный подуровень, который уже давно не пылился.