Взрыв не прогремел. Но тундра снова содрогнулась, скорчилась в безмолвной судороге.

Сверху раздался скрежет, Баг взглянул на его источник – поднятый кожух двигателя медленно-медленно опускался, приржавевшие петли издавали тягучий гнусный звук… Наполовину опустился и замер на полпути.

Землетрясение… Все никак не успокоится матушка-земля после Катаклизма, то и дело трясет и корежит ее в местах, где раньше никогда на людской памяти подземных толчков не случалось.

Третьего удара – оказался он значительно слабее двух предыдущих – пришлось ждать почти две минуты. Сержант провел их с пользой – вспомнил и применил к себе все известные эпитеты, касающиеся людской тупости, глупости и скудоумия.

Случается, что падения с высоты помогают вспомнить что-то забытое и важное, есть версия, что причиной тому служит воздействие краткого мига невесомости на человеческий мозг. Помог недолгий полет и сержанту – кое-что вспомнить и кое-что сообразить.

А именно тот факт, что все «Старатели» (кроме самых древних, вовсе уж ископаемых моделей) оснащались ллейтоновской батареей как запасным источником энергии. Для хоть сколько-нибудь долгих путешествий по пересеченной местности батарея, разумеется, не годится. Но дотянуть на ней до базы, если вышел из строя основной двигатель или закончилась горючка в баках, порой возможно. А если невозможно, то батарея не позволит замерзнуть экипажу застрявшего в буране вездехода, обеспечит бесперебойную работу средств связи и т. д. и т. п.

Стóит батарея Ллейтона недешево, а в здешних местах и по нынешним временам – вообще настоящее сокровище. Люди, решившие оставить в тундре неисправный вездеход, сняли бы ее в первую очередь, и сержант даже не задумался о том, что батарея еще здесь – слишком нелепое предположение.

Но пулевое отверстие в крыше кабины наводило на мысль, что хозяева расстались с вездеходом не по своей воле. Возможно, при этом распрощаться им пришлось не только со «Старателем», но и с жизнью…

А уж потом тут, подобно стае обезьян, порезвились новые владельцы. Знали они о небольшом аккумуляторном отсеке, укрытом под полом кабины?

Допустим, знали. Допустим, первым делом наложили руку на батарею… А вот дальнейшее допустить трудно: никак не представить, как это они аккуратно возвращают на место крышку отсека, аккуратно привинчивают на место сиденье, – чтобы тут же варварски содрать с него обшивку. А это значит…

Ничего не значит. Батареи Ллейтона очень живучие по сравнению с другими типами аккумуляторов. Держат заряд и несколько месяцев, и год… Держат и дольше, но уже с потерями.

Но пять лет? Как минимум пять – сержант готов был присягнуть, что меньше «Старатель» здесь не ржавеет, а вот дольше – вполне возможно. О таких сроках хранения заряженных батарей Багиров не слышал. Глупо будет потратить еще уйму сил и времени, чтобы в результате трудов обнаружить абсолютно бесполезную разряженную батарею. Но не попытаться использовать крохотный шанс еще глупее…

…Полтора часа работы. Испорченный нож – кончик его пришлось обломить, поскольку ничего хоть относительно похожего на отвертку в «Старателе» не нашлось, отыскался заржавленный универсальный ключ – и на том спасибо.

Батарея оказалась на своем законном месте, на вид новенькая и свеженькая – отсек герметичный, ни капли влаги внутрь не попало.

Он достал адаптер, размотал два проводка, прицепил один «крокодил» на минус батареи.

Оставалось прицепить второй на плюс, но Багиров медлил… Очень уж не хотелось расставаться с надеждой и получать взамен очередное разочарование.

Медленно-медленно протянул руку, коснулся «крокодилом» клеммы… В момент касания проскочила крохотная искра. Багиров с трудом удержался от радостного, на всю тундру, вопля. Жива курилка, дышит… Значит, и мы поживем еще, повоюем.

Отбой в Центральном Военном Госпитале происходил так: в палатах гас свет, вырубались визоры, на окнах задергивались плотные шторы, поскольку ночи стояли белые. Пациенты, дабы соблюдали режим и не колобродили по ночам, получали усыпляющие инъекции. Впрочем, кое-кто из выздоравливающих, люди молодые и предприимчивые, от инъекций умудрялись отвертеться. И все равно колобродили…

Я сегодня инъекцию не получил. Вообще. Кибердоктор из моей палаты исчез, пока я общался с профессорами на консилиуме, а живая процедурная сестра перед отбоем не пришла. Обычная для военной структуры путаница и неразбериха, ничуть не удивляющая тех, кому довелось послужить в рядах ОКР.

В общем, я не спал. Но и не колобродил, не отправился на поиски незамысловатых больничных приключений. Сидел, продолжая тупо пялиться на погасший визор, смутно видимый в свете теплящегося ночника. Настроение и без того было не очень, а тут еще этот стереобоевичок, словно в насмешку прокрученный вечером по центральному каналу…

В боевичке рассказывалось о доблестном полицейском из Европола, гонявшемся за деятелями Ассоциации поставщиков биоресурсов. За нелегальными торговцами человеческими органами, проще говоря. Доблесть доблестью, но разок европоловец дал маху и угодил в лапы своих врагов. И те живо разобрали парня на запчасти. Вернее, начали процесс разборки, и даже далеко в нем продвинулись, но завершить не успели, – нагрянула подмога.

Короче говоря, главного героя заново собрали, но уже из механических запчастей. Получился громоздкий киборг, сверкающий хромом и никелем, – снимался боевичок давненько, до появления биомеханических протезов, неотличимых на вид от нормальных конечностей. На службе киборга оставили (повезло, не напоролся на стукача мозговеда).

И железный истукан принялся мстить – обидевшим его дилерам, разумеется. Мстил незамысловато, но эффектно, демонстрируя при этом чудеса подвижности: догонял, например, на своих железных ходулях бешено мчащийся мобиль…

Не фильм, а сплошная издевка, и я ничуть не расстроился, когда визор погас на самом кульминационном эпизоде – до мести главному негодяю оставалось всего чуть.

Последняя ночь… Последняя ночь в рядах ОКР. Наверное, надо было вспомнить все хорошее, что случалось со мной за годы службы – много времени эти воспоминания не заняли бы. Но помогли бы понять, как глупо с моей стороны рваться обратно под наши знамена – истрепанные и пропитанные кровью. Еще, наверное, стоило вспомнить всех ребят – сгоревших в «вертушках», погибших на земле, не довезенных до госпиталя… Всех поименно, начиная с мясорубки у Станции и заканчивая мясорубкой в Печоре. Эти воспоминания грозили затянуться до утра, но помогли бы понять то же самое: не валяй дурака, Мангуст, хватай свою майорскую пенсию, пока дают, и попробуй интереса ради пожить мирной жизнью – а вдруг понравится?

Ничем похожим мои мысли заняты не были… А занимался я простой арифметикой: пытался поделить число из блокнота мозговеда на пресловутую майорскую пенсию, мысленно плюсуя к ней всевозможные надбавки… Результат деления удручал: пробежаться трусцой мне не удастся даже в глубокой старости. Всю жизнь проведу на «подпорках».