Я знал ответ… И не хотел слышать ответа. Но все-таки попытался спросить:

– Лайза… она…

С трудом выдавил два слова, а третье застряло в глотке. Не мог произнести, и все тут.

– Спит она, – беззаботно откликнулся Иван. – Лечил ее, теперь спит. Долго будет спать. Ты не бойся. Там хорошее место. Никто не будет трогать.

Я не мог поверить. Народная медицина и прочее траволечение от скоротечной газовой гангрены не помогают. И все-таки поверил. Так же, как поверил, что орден получен лично Иваном от большого начальника Шорохова. Должны случаться в жизни чудеса. Хотя бы изредка.

Иван неправильно истолковал мое молчание.

– Хорошее место, я знаю! Спокойное. Теперь мало будет плохих мест. Теперь Бдыр-Барус уснет.

– Брось, Иван! Эфенди все-таки уложил твоего Бдыр-Баруса! Вон, посмотри…

– Бдыр-Баруса нельзя убить.

– Почему?

– Ты сумеешь убить дождь в небе? Бдыр-Барус, как дождь. Ты сумеешь застрелить тундру? Он, как тундра. Как горы. Как небо.

– Как ты, Иван… – высказал я неожиданную догадку.

– Я человек! – обиженно возразил старик.

– Тогда скажи мне, человек, – если Баруса нельзя убить, что за падаль тут воняет на всю округу?

Прямо отвечать на вопрос шаман-орденоносец не пожелал. Очевидно, происхождение падали в круг его интересов не входило. И он вернулся к недавним своим аллегориям:

– Если на земле лужа, разве дождь умер? Если падает звезда, разве умерло небо?

– Понятно… – вздохнул я. – Жаль, что эта упавшая звезда протухла так быстро, свежатинкой не разживемся… Застряли мы тут надолго, консервы экономить надо.

– Зачем долго, железный человек? Нельзя тебе долго здесь.

– Вертолет наш отсюда не улетит. Близко слишком летает. А дирижабль того…

– Я видел. Железный пузырь ночью сгорел. Железная птица недавно упала, тоже сгорела.

– Что?

Я выпытывал у Ивана подробности, но толком ничего не узнал. Судя по его описанию катастрофы, уцелеть не мог никто. Но все ли улетевшие оставались на борту, неизвестно.

– Сам видишь… Не на чем домой добраться.

– Большой начальник железную птицу пришлет. На ней домой полетишь.

– Не знаешь ты, старче, моего большого начальника… Пришлет, когда Бдыр-Барус на горе свистнет.

– Он не будет свистеть. Выть будет, когда кушать захочет.

– Вот-вот… Не видать нам железной птицы.

– Будет птица… Сам смотри.

Он достал из-за пазухи большой кожаный кошель, высыпал содержимое на свой недавний трофей – большой ящик армейского образца, потертый и исцарапанный. Этот ящик, кстати, я не раз видел в палатке Хасана – иногда на нем сидели, когда набивалось слишком много народа, но чаще он использовался как подставка для рации. Многофункциональный предмет меблировки.

Гадание меня не заинтересовало. Видел подобные штучки в Кольской тундре, у саамов. Игра, забава, заневестившиеся девушки женихов вычисляют…

Повествование Ивана об ожидавших меня событиях я слушал вполуха. Я б и сам ему так нагадал, легко и просто. Ну птица, ну Лайза… Что?!

– Настоящим человеком станешь. Не железным, – терпеливо повторил Иван.

Благоверная проболталась, больше некому.

Когда все фигурки отправились обратно в кошель, я вежливо поблагодарил за гадание. И кивнул на ящик:

– Что в нем? Может, тушенка?

Хотя сам сомневался… Скорее уж у Хасана тут хранится что-то стреляющее. Или взрывающееся.

– Себе забирай, – великодушно разрешил Иван. – Мне не надо. Много будет – другому отдай.

И он занялся исследованием соседней палатки. А я – взломом ящика. Если Хасан уцелел в сегодняшней аварии, надеюсь, он меня извинит. Но едва ли спасся… Не в его привычках посылать в бой подчиненных, а самому отсиживаться в стороне.

Замок оказался прочным. А сам ящик – тяжелым. Хорошо бы там хранились гранаты. Рыба здесь водится, можно наглушить…

Но внутри лежали не гранаты.

Старый обшарпанный раллер я небрежно отложил в сторону, а над остальным содержимым крепко задумался.

Трюк вполне в духе Хасана – приковать пустой сейф с кучей степеней защиты к запястью генавра-охранника, идеальной боевой машины, – а всю казну экспедиции ссыпать в ящик, словно бы подобранный на помойке, всем примелькавшийся и валяющийся на видном месте…

– Когда, говоришь, прилетит железная птица? – уточнил я у Ивана.

Он не успел ответить. За две палатки от нас началось непонятное шевеление. Разбросанные по земле полотнища шуршали, изгибались. Что-то там копошилось живое. И не пеструшка, решившая раньше нас поживиться провизией. Кое-кто более крупный…

Я вскинул «ассасин», навел в ту сторону. Иван даже не потянулся к карабину.

Полотнище откинулось в сторону, и взорам нашим предстал растрепанный Осби. Нетвердыми шагами направился к нам. Я торопливо захлопнул ящик, раллер от резкого движения упал, покатился по камням.

Предосторожность оказалось излишней. По-моему, похмельные глаза оператора ничего вокруг не замечали. Или мозг никак не реагировал на увиденное. Труп чучундры Осби проигнорировал. Разгром лагеря словно и не видел.

Брел и бормотал себе под нос, я с трудом понимал смысл невнятной и пересыпанной жаргонизмами речи: что-то о том, на какие кайфовые сны пробивает от вискарика без закуски, а он и не знал…

Подойдя поближе, он с трудом сфокусировал взгляд на мне. Потом долго рассматривал Ивана, склоняя голову то к одному плечу, то к другому. За посталкогольную галлюцинацию Иван признан не был, поскольку обратился к нам Осби во множественном числе:

– Ребята, у вас пива случайно не найдется?

Не знаю, как шаман-орденоносец умудрился его понять – без словаря, переводчика и лингвопрограммы. Наверное, догадался. Ну о чем еще может спросить погибающий от похмелья человек?

– Пива нет, – по-русски ответил Иван. – Чай пить будешь?