— Послушайте, мистер, — обратился к нему человек за ободранным письменным столом, — время всем нам дорого. Ваш космический стаж? — У клерка был жирная ряшка, и он носил полувоенную форму Межгалактических Линий. Он сильно потел в своем теплом кителе, близоруко вглядываясь в допотопный компьютерный дисплей.

— Двадцать два года, из них почти пять во Флоте, — ответил Брим, стараясь не смотреть на плакат. Он рано начал летать, даже для карескрийца.

Толстяк, скорчив фимасу, поднял на него глаза.

— Даже если допустить, что я вам поверю, какого рода работу вы ищете?

Брим заставил себя сосредоточиться. Что он, собственно, умеет? Пилотов в таком месте, конечно, нанимать не станут.

— Скорее, мистер, — поторопил клерк. — Думайте быстрее или пропустите следующего. — Он вытер нос толстым пальцем.

— Грузчиком могу быть, — пробормотал Брим. До того, как он выучился летать на опасных рудовозах, обеспечивших ему допуск в Академию Космогации, Брим занимался физическим трудом.

— Грузчики. — Толстяк забарабанил пальцами по клавиатуре. — Вам повезло: есть пара мест на корабле «Процветающий» — большой лайнер, отправляется сегодня вечером на Гадор-Гелик, в город Аталанту. На вид вы парень крепкий — им должны подойти. Но в МГЛ вы прежде не служили — по крайней мере не под фамилией «Брим». Поэтому вам дадут дополнительную работу на камбузе.

Брим подумал немного: по крайней мере у него будет сухое, теплое место для ночлега. Если исходить из нынешних обстоятельств, уровень его жизни даже улучшится.

— Да шевелись же, Брим. Там снаружи стоят люди, которые возьмут эту работу не раздумывая.

— Согласен, — сказал Брим.

— Где ваши вещи? — спросил клерк. — Вам нужно будет отправиться со следующим катером.

— Все мое при мне, — ответил Брим.

— Хорошо, — толстяк снова склонился над пультом, — все в порядке. Запомните: вы нанимаетесь в оба конца, и существуют законы, запрещающие покидать корабль в середине рейса. Никто не станет обеспечивать вам бесплатный проезд в Аталанту, сколько бы рабочих рук там ни требовалось в связи с восстановлением города, ясно?

— Ясно, — сказал Брим — ему не терпелось отправиться хоть куда-нибудь.

Почти весь следующий метацикл он провел в грязной, засиженной мухами конторе МГЛ, стараясь не смотреть на плакат и не думать об открытой ране, нанесенной ему Марго. В этом ему помогало заполнение тысячи и одной анкеты, требуемых для работы на космических линиях Империи. Затем он получил нагрудную табличку с надписью «НОВЫЙ РАБОТНИК» и вышел на холодную набережную. Перед тем как явиться на пирс, он должен был сделать еще одно дело.

Потратив последние кредитки на электронную почту, он послал краткое сообщение (текстовое, самое дешевое из всех возможных) по адресу, который дала ему Марго для подобных оказий.

Дорогая Марго,

Прошлая ночь доказала со всей очевидностью, что я должен наконец начать новую жизнь, чтобы сохранить право смотреть тебе в лицо. Пожалуйста, верь что у меня все хорошо, что моя любовь к тебе неизменна и когда-нибудь я обязательно вернусь. Позаботься о себе так, как заботился бы о тебе я, будь это в моих силах.

С любовью,

Вилф

Через два метацикла он уже стоял на обледенелой палубе катерка, скользящего по краю колоссального гравибассейна, где помещался «Процветающий», знаменитый лайнер МГЛ. На большой высоте виднелся конический нос корабля, а чуть пониже — искаженная перспективой внушительная надстройка. Звездолет, полностью переделанный после войны, сверкал ослепительной белизной, на мостике выделялась яркая эмблема МГЛ. Когда Брим видел его в последний раз, его одевали в темную военную броню, а сам Брим отправлялся на Азурн, в свою первую планетную экспедицию.

Катер причалил к самой нижней платформе, и Брим, задрав голову, увидел, как пассажиры поднимаются на борт по эскалаторам внутри стеклянных, украшенных позолотой шахт. Ежась от ледяных брызг, он подумал: чем же таким надо заниматься, чтобы позволить себе такую роскошь в мирное время? И пожал плечами: ему источники их благосостояния все равно недоступны.

— Ну-ка, ребята, — гаркнул крутой офицер МГЛ из грузового лифта, — заходите попарно сюда. У нас тут много работы для вашего брата.

Прежде чем ступить на скользкую платформу, Брим еще раз задрал голову, чтобы взглянуть на высокий мостик иралах в ста пятидесяти над собой. Но тут он получил тычок в бок и увидел рядом двух офицериков — лощеных, щеголеватых, какими часто бывают офицеры из нелетного состава. Один из них помахивал стеком.

— Чего вылупился, матрос? Проходи живее — на этот мостик ты попадешь разве что со шваброй в руках. — Офицер посмеялся собственной шутке.

— Это верно, — поддержал другой. — Ты что, пилотом себя возомнил?

Рокот и гул, предвещающий посадку, стоял в ушах Брима, который что есть мочи бежал по направлению к кубрику. Он ушел с камбуза последним, потому что должен был прибрать вокруг сливных люков и мусородробилки. Гигантские гравигенераторы уже урчали на холостом режиме — Брим знал, что их того и гляди переведут на задний ход и у него осталось всего несколько циклов, чтобы пристегнуться. Сейчас здесь всем чертям тошно станет.

— По местам! — загремело из динамиков. — К посадке готовьсь!

Пробегая мимо иллюминатора, Брим увидел краешек знакомого городского пейзажа. В этот самый миг пилот десятью палубами выше включил модификаторы полета и увеличил градиент силы тяжести. Брим слишком хорошо знал, что за этим последует, но ничего не мог поделать, кроме как приготовиться к неизбежному. В следующий момент могучий поток гравитронов, прокатившийся по коридору невидимой волной, швырнул его на металлический пол и треснул головой о переборку. Перед глазами заплясали искры, а после навалилась чернота.

Очнулся он от того, что кто-то больно дергал его за руку — офицер, что ли? Перед глазами все плыло.

— Вставай, лодырь хренов, — гремело расплывчатое видение. — Благодари свою счастливую звезду, что не убился при посадке! Живо вали на свой пост!

Оглушенный Брим взгромоздился на ноги и побрел по коридору, придерживая гудящую голову руками. Чувство было такое, будто ему вышибло мозги метеором.

— Эй, матрос, — окликнул сзади офицер, — следи за собой получше. От тебя несет, как от мусорного бака.

Брим стиснул зубы, продолжая ковылять своей дорогой, и в десятитысячный раз напомнил себе, что взялся за эту работу по собственной воле. Да и погрузка багажа, которой он занимался почти полностью первые два дня, — нормальная, честная работа. Ему даже понравилось. Но когда он наконец расставил по местам тысячу и один чемодан, его тут же отрядили на необъятный корабельный камбуз в качестве уборщика. После этого каждый свой рабочий метацикл он имел дело с мусором всякого рода, консистенции и запаха — порой даже погружался в него по колено. Слово «невыносимо» лишь в слабой степени отражало то, чем был для него остаток рейса.