Приехав в Приморье, Левандовский взялся за укрепление боеспособности войск, приведение их в постоянную боевую готовность. Выезжая со штабными работниками в приграничные районы, на месте отрабатывал порядок выдвижения и развертывания войск на случаи военных действий. По его указанию возводились оборонительные сооружения, строились запасные аэродромы. Приморская армия не уступала по технической оснащенности войскам Северо-Кавказского, Приволжского и Сибирского военных округов[18].

Активная деятельность командующего пришлась кое-кому не по душе, пошли доносы, клеветнические письма в ЦК ВКП(б) и Наркомат обороны. Вскоре последовал арест.

Горько сейчас читать протоколы военных совещаний «партийных и непартийных большевиков», резолюции митингов, на которых давался отпор врагу народа Левандовскому. До какой степени морального падения довела тоталитарная система людей, чтобы на первый взгляд вроде бы нормальные командиры и комиссары обливали грязью своего командующего, «изобличая» его во вредительстве, дискредитации штабов и штабных работников, в подрыве боеспособности Красной Армии.

А ведь он, командующий, как никто другой, чувствовал приближение военной угрозы, поэтому и требовал от своих подчиненных больше заниматься военной подготовкой — и не в классах и тренажерах, а в поле, на полигонах, настаивал, чтобы Наркомат обороны укомплектовал воинские части и соединения командирами вместо выбывших из строя не по своей воле.

Михаил Карлович был строг, требовал неукоснительного соблюдения приказов и уставов — на то она и армия, разумеется, — отводил время и для политико-воспитательной работы. Но его подчиненные оказались не только неблагодарными, но и предали своего командующего. Адъютант майор Иванов, изливая свою обиду, передергивая факты, рассказывал, как командующий объяснял партийным работникам суть своего жизненного кредо: «Я готовлюсь к войне, а вы мне мешаете с марксистско-ленинской подготовкой»[19].

Не отличались искренностью и добропорядочностью и другие командиры. Скажем, комдив Шелухин. Он заявил: «Работая на Кавказе, враг Левандовский в первое время сумел поставить работу так, что когда проверяла комиссия НКО (Народного комиссариата обороны. — В. П.), то дала хорошую оценку, но потом он все время вел работу на дискредитацию штаба, на дискредитацию командиров и начальников».

Бия себя в грудь, Шелухин продолжал: «Моя вина и вина всех нас, здесь сидящих, заключается в том, что мы не могли разобраться в том, не могли раскусить этого политического врага народа»[20].

А вот что гнул принявший командование войсками Приморской группы комдив К. П. Подлас, с начала 40-х годов заместитель командующего войсками Киевского военного округа: «Вы знаете, какой вред нанес войскам Левандовский? Наш авторитет, авторитет штаба в войсках был подорван, и его нам нужно восстанавливать во что бы то ни стало. Если наши войска не будут верить в руководство, то мы далеко не уйдем. Я считаю, что нашей основной задачей, стоящей перед нами, является задача сколотить наш штаб так, чтобы было полное доверие. Наша задача сейчас… поднять марксо-ленинскую подготовку на должную высоту».

Интересно было знать позицию майора Гетмана по отношению к врагам народа. Его голоса на партийных совещаниях не слышно, можно лишь догадываться, что происходило в душе командира. Но после Великой Отечественной войны, вспоминая это трудное время, он назвал процессы над честными людьми «мерзостью».

А вот принципиальность Левандовского ему нравилась, и требования командующего, как ему казалось, были обоснованными и справедливыми: любая воинская часть не может быть боеспособной, если в ней отсутствуют квалифицированные кадры, если техника законсервирована или ремонтируется годами, а бойцы и младшие командиры изучают материальную часть по схемам и чертежам, если у механиков-водителей отсутствуют навыки в вождении машин, а большинство башенных стрелков до хасанских событий не выпустили ни одного снаряда даже по учебным целям.

От ударов тоталитарной системы в то время никто не был застрахован — ни командир, ни рядовой. Это испытал и сам А. Л. Гетман. В сентябре 1936 года он получил из Порхова от жены письмо. Она сообщала, что ее отец, Иван Дмитриевич Семенец, арестован. Ему инкриминировалась подрывная работа в путевом хозяйстве. Определен срок — 8 лет высылки в лагеря.

Убитая горем Ольга Ивановна не знала, что делать, рвалась на Украину. Андрей Лаврентьевич, как мог, утешал жену, писал с Дальнего Востока: «Возьми себя в руки, побереги детей. Никуда не надо ездить. Я напишу письмо самому наркому, там разберутся».

Об аресте тестя Андрей Лаврентьевич должен был сообщать в «соответствующие органы». Таков порядок. В личном деле майора появилась запись о том, что отец его жены, И. Д. Семенец, осужден на 8 лет.

В таких условиях трудно было работать, еще труднее избавиться от сверлящих ум и сердце тяжелых мыслей о том, что после ареста Ивана Дмитриевича Семенца могут арестовать и Ольгу. О себе он уже не беспокоился. Но что будет с малолетними детьми?

Видя, что майор Гетман совсем сник, командир бригады полковник Уколов решил хотя бы морально поддержать своего заместителя:

— Не тревожься, Андрей, все утрясется. Нам наверняка предстоит новая схватка с японцами. С такими мыслями — какой из тебя вояка?

Николай Андреевич Уколов был порядочным человеком, прошел Гражданскую войну, награжден орденом Красного Знамени и медалью «20 лет РККА». Он понимал, что из прострации Гетмана может вывести только работа, поэтому приказал:

— Через неделю в парках и ангарах не должно быть ни одной законсервированной или неисправной машины. Задача ясна?

— Ясна. Постараюсь все сделать!

Пока Андрей Лаврентьевич «старался», комбриг через своих московских друзей сумел обеспечить выезд из Порхова Ольги Ивановны с детьми и матерью на Дальний Восток, через полторы недели они уже были в Ворошилове. Счастливого отца семейства трудно было узнать: груз неизвестности свалился как гора с плеч.

2-я мехбригада продолжала совершенствовать боевое мастерство. В ее ряды влилось новое пополнение, прибывшее из различных районов Советского Союза. Майор Гетман лично занимался распределением людей по подразделениям. Беседуя с красноармейцами, интересовался не только их происхождением и образованием, но и настроением, желанием получить ту или иную военную специальность. Если обнаруживал, что боец знаком с техникой, до призыва в армию работал шофером или трактористом, непременно говорил ему:

— Будешь механиком-водителем!

С таким же успехом он подбирал и командный состав, учитывая желания и склонности каждого. Надо сказать, что с командирами у Андрея Лаврентьевича складывались ровные, уставные отношения. Комбрига он обожал, с комиссаром дружил. Уколов и Гаврилов отвечали ему взаимностью. Характеризуя танкиста, они написали: «Грамотный оперативный работник, инициативен, сообразителен, требователен к себе и подчиненным. Аккуратен в выполнении приказаний. Обладает силой воли и настойчивостью. В политическом и военном отношении подготовлен хорошо»[21].