Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самое мерзкое в этой ситуации то, что мама продолжает есть, как ни в чем не бывало, не обращая внимания на далеко не светский разговор за столом. Осторожно накалывает на вилку зеленый горошек и степенно отправляет ее в рот, оттопырив мизинец в сторону. Аристократка, мать ее.
— У меня долги перед очень влиятельными людьми, Тея, — похабно улыбаясь, тянет мерзавец. — Очень влиятельными. Если я не отдам денег вовремя, то это коснется и тебя. И тогда ты пожалеешь, что зажала брату какие-то сраные бумажки.
— Раз они такие сраные, — подаюсь вперед, выплевывая каждое слово в лицо, — иди и заработай, придурок. И не надо меня запугивать.
В моей жизни были вещи гораздо страшнее мифического долга братца-идиота.
— Ну, смотри, я предупредил. Потом не жалуйся, что тебя заставили их отрабатывать …
— Да пошел ты!
— Миша прав, — в разговор вмешивается зефирка — Ульяна. — Семья остро нуждается, а у тебя новый брендовый костюм. Могла бы и деньгами нам помочь, чем на шмотки все спускать! Тебе как никак нехило заплатили, я слышала, — и скалит зубы в ядовитой усмешке. И Ульяна сейчас явно не какое-нибудь выигранное дело имеет в виду. По спине пробегается мерзкий холодок. Б***ь, откуда?! — Мне, например, рожать скоро.
Я буквально задыхаюсь от наглости моих родственничков. Которые прицепились ко мне, как клещи, и стараются выдоить денежные средства, чтобы жить припеваючи, при этом не пошевелив и пальцем! В то время как я впахиваю по двадцать часов в сутки порой!
— А как, прости, соотносятся твои роды и я? Я к твоей беременности уж точно не имею никакого отношения!
— Ты знаешь, сколько нужно ребенку?! — вспыхивает «праведным» гневом Ульяна, наглаживая свой живот. — Сколько все это стоит?! Или ты думаешь, что я должна рожать в обычном, государственном роддоме?!
Отпиваю из стакана, специально медленно промакиваю губы салфеткой, отмечая, что Ульяна все же нервничает в ожидании моего ответа.
— Откуда мне знать? — наконец равнодушно пожимаю плечами, всем своим видом показывая, что меня не касаются и не интересуют проблемы моей семейки. — Государственное пособие тебе в помощь, дорогая. Ну, или на худой конец, потрудись вспомнить в каком клубе и перед кем раздвигала ноги, может, отец ребенка что подкинет.
Ульяна открывает и закрывает рот, изображая сердечный приступ и одновременно пытаясь испепелить меня взглядом, полным ярости и негодования.
От расправы любимой сестрицы меня спасает звонок в дверь.
— А, ну, убрали балаган! — мама как по команде повышает голос, и за столом снова воцаряется тишина, даже отчим отрывает свой взгляд от телефона. — Тея, милая, открой, пожалуйста, — мама одаривает меня улыбкой и добрым взглядом.
Внутренне я моментально сжимаюсь и ожидаю подвоха. Потому что мама даже в те моменты, когда я сильно болела в детстве, не была столь ласкова со мной.
— Мы кого-то еще ждем? На наш семейный ужин?
— Понятия не имею, — с той же улыбкой пожимает плечами мать. — Не откроешь — не узнаешь. Иди, Тея, нехорошо человека заставлять ждать.
С каждым шагом ко входной двери чувство тревоги все усиливается, что ладони начинают мелко подрагивать. Интуиция буквально вопит, что ничего хорошего по ту сторону меня не ждет, но я вынуждена открыть, потому что нежданный посетитель продолжает настойчиво трезвонить.
Резко распахиваю дверь и натыкаюсь на незнакомый сальный и оценивающий взгляд темных глаз.
— Добрый вечер, вы, должно быть, Тея?
Глава 9
Тея— Допустим, — выдаю, глядя на мужчину сверху вниз. — А вы, простите..? Мы знакомы?
Я специально тяну время, пытаясь в подсознании откопать, могла ли я видеть где-то этого мужчину. Что вряд ли. Настолько неприятного и отталкивающего человека я бы запомнила.
Мужчина примерно одинакового со мной роста, у него квадратная фигура, которую не могут «улучшить» даже дизайнерский костюм и рубашка: живот выпирает настолько, что пуговицы грозятся оторваться и разлететься по полу. Образ «дополняют» толстая бычья шея, на которой красуется цепь, толщиной напоминающая ту, на которую сажают собак, пальцы — сардельки, от представления прикосновений которых меня уже начинает тошнить, пухлые бесформенные губы, нос с раздутыми ноздрями и бесячие мелкие глазки, которые бегают по моему телу, ощупывая его.
Судя по довольной улыбке, в которой расползаются губешки, я ему нравлюсь. А вот мне этот незваный гость — нет.
Его лицо кажется мне знакомым, но мы точно нигде не встречались. Я бы точно запомнила этого шрека. А, учитывая, что я не живу в этой квартире семь лет, то гость как раз-таки званый.
По спине пробегается холодок. А не Мишин ли кредитор это?..
— Нет, не знакомы. Но я очень о вас наслышан. Это, кстати, вам, — и тычет мне в лицо «веником» из лилий. Едкий запах этих цветов проникает в ноздри, и я оглушительно чихаю несколько раз подряд, не успев отвернуться или прикрыться.
— Извините, но вы перепутали. Хозяйка этого дома не я. Букет надо вручить моей матери.
Я прячу руки назад, чтобы шреку не пришло в голову впихнуть мне веник в руки насильно. Услышав мой отказ, он недовольно поджимает губешки и надвигается на меня, заставляя отступить вглубь квартиры. Наверно, надеется задавить своим несокрушимым авторитетом. То есть пузом.
— Виктор Леонидович, добрый вечер, — из гостиной появляется моя мать, которая так довольно улыбается, что хочется зажмуриться, чтобы не ослепнуть. Она проносится мимо с распростертыми объятиями, задев меня плечом, и прижимает к себе Виктора Леонидовича, расцеловывая его в щеки и перенимая букет вонючих лилий. — Очень рада вас видеть! Проходите, спасибо, что заглянули. А я вышла, думаю, чего Тея так долго, а она гостя на пороге заставляет томиться.
— Ничего, я думаю, девочка просто растерялась, — снова лыбится дорогой гость, и тошнотный позыв, который мне чудом удалось в себе подавить, накатывает с новой силой.
С тоской смотрю в сторону туалета, но мать не дает опомниться и толкает
