Янна-Берта думала о маме с Каем. В поезде они уже или нет? Сидеть в вагоне, иметь возможность передохнуть, зная — ты спасён! И что с Йо? Она ведь уже столько часов на ногах в своей белой униформе. А может, у неё даже не было времени переодеться в одежду медсестры? Наверное, она просто нацепила на рукав повязку Красного Креста. И уж точно не думает о собственной безопасности.

Янна-Берта невольно вспомнила одну демонстрацию. Местная жительница разлеглась на подоконнике открытого окна, подсмеиваясь над демонстрантами. Тогда мама крикнула ей:

— А если однажды над вами разразится Великий Мор, вы и тогда останетесь возлежать на окне?

Великий Мор… Янна-Берта попыталась представить себе это. Она видела фотографии Хиросимы, слышала о выпадении волос, кровотечениях и опухолях, лейкемии и неодолимой рвоте. Из всех этих ужасов её больше всего пугало выпадение волос. Замечать любопытные или жалостливые взгляды, устремлённые на твою лысую голову!

Как там Йо сейчас посреди этого «великого мора»? Умирают ли на её руках люди? Или она сама умирает? Янна-Берта попробовала представить себе надгробие с надписью «Йоганна Гельберт». Или Йо Гельберт? Или Янна Гельберт?

Когда Йо была ещё совсем молодой, у неё был друг, который называл её Янной. Он был её первым парнем. Они собирались пожениться после войны, но он погиб в последний месяц войны, в мае сорок пятого.

Нет, воображение отказывало Янне-Берте. Она постаралась отогнать от себя мысли о Йо.

На юге громоздились грозовые тучи. Они угрожающе нависли над крышами Нидераулы.

— Смотри, там горит! — Ули махнул рукой в сторону Асбаха, где поднимались, быстро разрастаясь, серо-коричневые клубы дыма, и поехал быстрее.

В Асбахе люди, свернувшие перед Оберфуртом на другую сторону долины, пытались снова выехать на федеральную трассу.

Двойная автоколонна, тянувшаяся через всю деревню до другой стороны долины, упиралась в перекрёсток, на котором столкнулись друг с другом пять машин. В том числе автобус с прицепом, полыхавший ярким пламенем. На тротуарах по обеим сторонам дороги стояли пассажиры легковушек. Они яростно жестикулировали и кричали кто во что горазд. Янна-Берта поняла, что водитель автобуса попытался пробиться через перекрёсток нахрапом. Теперь горящий автобус развернуло, и он перегородил почти всю федеральную трассу. Лица ребятишек пылали от близкого жара. Воняло горящей краской и резиной, а пассажиры автобуса — пожилые участники послеобеденной экскурсии с непременной чашечкой кофе в программе — испуганно жались на обочине.

Пробка на основной трассе, пробка на второстепенной. Ули заткнул уши, чтобы не слышать какофонию сигналов. Он стоял не слезая с велосипеда, расставив ноги, и не сводил глаз с пламени.

— Надо двигаться дальше! — бросила Янна-Берта через плечо.

Чей-то мерседес прокладывал себе дорогу через тщательно прополотый цветущий палисадник. Он переехал клумбу анютиных глазок и вдавил в газон садовых гномиков. Потом увяз в рыхлой земле, и его колеса закрутились вхолостую на одном месте. За перекрёстком, за покорёженными машинами и клубами дыма, на дороге к Бад-Херсфельду, Янна-Берта заметила промежуток в автомобильной лавине, метров сто, не более. Должно быть, мерседес стремился туда. Вслед за ним уже выстроились машины. Несколько человек пытались вытолкнуть его из палисадника и расчистить путь для себя.

Со стороны Бад-Херсфельда показался бело-зелёный полицейский автомобиль. Никто не уступал ему дорогу. Он пробирался вперёд по обочине. Перед забитым машинами перекрёстком он затормозил и развернулся поперёк дороги. Из него выпрыгнули трое полицейских. Один поднёс ко рту мегафон и прокричал:

— Движение всех видов транспорта по шестьдесят второй федеральной трассе от этого места и до Бад-Херсфельда с этой минуты запрещено! Город эвакуируется!

— Нам нужно на вокзал! — выкрикнул кто-то.

— Это бессмысленно! — прогрохотал в мегафон полицейский. — В городе паника. Движение общественного транспорта парализовано.

— Сплошной блеф! — крикнул кто-то из мужчин. — Сказки!

— И куда же прикажете нам деваться? — визгливо вступил женский голос.

Люди, возившиеся с мерседесом, продолжали своё дело и вскоре вытолкали его из палисадника через тротуар на проезжую часть. За ним последовали другие машины.

— Стоять! — рявкнул полицейский в мегафон. — Здесь никто не проедет!

— Это мы ещё посмотрим! — крикнул в ответ мужчина, владелец мерседеса, и направил машину прямо на полицейского.

Янна-Берта увидела, как полицейский вытащил из кобуры пистолет.

— Уходим отсюда, — сказала она Ули. — Попробуем по просёлку.

Когда они уже ехали по тропинке на окраине, до них донеслись выстрелы и громкие крики.

— Они что, кого-то застрелили? — крикнул, обернувшись, Ули.

— Наверняка стреляли в воздух, — ответила Янна-Берта.

Она бросила взгляд на грозовой фронт, велела Ули остановиться и снова надеть куртку. Накинула капюшон ему на голову и оделась в куртку сама.

— Зачем это? — возмутился Ули. — Я и так мокрый как мышь!

Но Янна-Берта настояла, чтобы он остался в капюшоне. Тут Ули заныл, что с места не сдвинется, если сейчас же чего-нибудь не попьёт.

— Там впереди Фульда, — сказала Янна-Берта, не будучи уверена, так ли это на самом деле. — Там и попьёшь.

Ули промолчал. Может, не поверил? Или совсем выдохся, так что и отвечать сил нет?

— Давай-ка садись ко мне на багажник, — сказала она.

— А как же мой велик?

— Оставим здесь.

— Мой велик? Ни за что!

Он снова приналёг на педали.

За последними домами они наткнулись на железнодорожную насыпь, тянувшуюся параллельно федеральной трассе в сторону Бад-Херсфельда. Между насыпью и полем шла неширокая дорожка. Янна-Берта решила двигаться по ней. Вряд ли кто-нибудь, кроме них, здесь поедет, для машин она слишком узка.

Теперь она ехала рядом с Ули. Из-за разросшейся травы им приходилось двигаться медленно и осторожно. Ули пыхтел и постоянно вытирал рукавом глаза и нос.

Вдалеке Янна-Берта услышала шум мотора. Обернувшись, она увидела вереницу машин, свернувшую с трассы в их сторону. Они громко сигналили, проезжая деревню. Две машины попытались проехать напрямик через пашню, но увязли в сырой весенней земле. Какой-то грузовик свернул было на просёлок, но развернулся и исчез за деревенскими домами.

Дорожка постепенно сужалась, по обе её стороны стеной стояла крапива, хлеставшая Ули по лицу. Наконец тропинка совсем заглохла, и они упёрлись в забор какого-то выгона.

Ули заплакал, и Янна-Берта сама готова была расплакаться. Они слезли с велосипедов и бросили их. Янна-Берта уже раскаивалась, что не поехала с Йорданами. Ули обхватил её руками, и она обняла его. Что дальше? Возвращаться в деревню и искать другой путь на север?