Двадцать пять дней подполковник редко выходил из дома. Водки он не пил, нормально не ел, а сидел в кресле возле телевизора и смотрел все подряд, не понимая, что происходит на экране. Лицо Ерожина поросло щетиной и стало землистого цвета, глаза потухли. Прошло около месяца с момента исчезновения девушки.

Когда Надя, загорелая и отдохнувшая, позвонила в его дверь и Ерожин открыл, она его не узнала. Вглядываясь в изможденного старика, девушка решила, что не туда попала. Раньше она у Петра Григорьевича никогда не была, а адрес списала у афганца Батко, охранника отцовской фирмы.

– Я, наверное, ошиблась, – нерешительно проговорила Надя и хотела повернуть обратно, но вдруг заметила на поросшем седой щетиной лице сияющие ерожинские глаза.

Где пропадала Надя эти долгие дни, она не говорила, а он не спрашивал. Петр Григорьевич вспомнил их совместную ночь и грустно улыбнулся. Он вел себя как ребенок, прижимался к Наде до рассвета, словно боясь, что она исчезнет. С того дня они жили вместе. Ерожин начал есть за троих, сбрил щетину и через неделю вернул свою обычную форму, только в его белобрысом бобрике внимательный глаз мог заметить легкую седину.

Затор никак не рассасывался. Петр Григорьевич вглядывался вперед и скоро увидел причину задержки – искореженный «Москвич» и перевернутый «Мерседес». Кто-то из новых богатеньких, у которых шоферское мастерство заменяет наглость, пошел на обгон и не справился со скоростью. Сотрудники дорожной инспекции делали свои замеры. Рядом стоял реанимобиль, и свободным оставался лишь один ряд. В этот ряд, словно селедки в сеть, мешая друг другу, тыкались машины. Миновав затор, Ерожин с облегчением вздохнул и нажал на газ. Вдавив затылок водителя в подголовник и обгоняя отечественную автотехнику, «Сааб» полетел по освободившейся трассе.

Первые две недели они с Надей жили как в раю. Обедали в кафе и ресторанах. Посетили балет. Катались по загородным усадьбам и музеям – счастливые оттого, что любят, и оттого, что вместе. Первой опомнилась Надя: надо навестить Севу. Они позвонили Вере на мобильный телефон. Вера звонку обрадовалась и попросила их приехать в больницу. Возле главного входа в ЦКБ она их встретила и провела к Кроткину. Сева занимал отдельную палату с ванной и телевизором. Но комфорт здоровью не помогал. Первая операция прошла неудачно, и теперь врачи пытались исправить свою оплошность. Сева мог лечиться за границей, но транспортировать его не решились. Пуля что-то зацепила в брюшной полости. Кроткин похудел и выглядел очень слабым. Вера подвинула кресла поближе к постели, и Ерожин с Надей уселись возле больного.

Ерожин вспомнил, как его потряс голос Севы. Кроткин говорил сиплым шепотом. После долгих фраз ему требовался отдых.

– Я хочу предложить тебе, Петр, работу. Без меня и Михеева фонд разваливается. Сейчас он в критической стадии. Бери руководство на себя.

– Я понятия не имею, как руководить фондами, – честно признался Ерожин.

– Мой Рудик тебе все объяснит. Можешь приезжать ко мне за советом, – медленно проговорил Сева, помолчал, отдыхая, жестом подозвал Веру и что-то тихо шепнул ей на ухо.

Вера взяла Надю за руку:

– Оставим их, пусть пошепчутся.

Когда женщины вышли, Сева достал из-под подушки электронную записную книжку и протянул Ерожину:

– Здесь все счета в швейцарских и американских банках и коды к ним. Есть еще только один дубль, и он тут, – Сева указал пальцем на свою голову и откинулся на подушку.

Так Ерожин принял руководство.

Свернув с Кольцевой на Варшавское шоссе, Петр Григорьевич через пять минут подкатил к своей башне в Чертаново. Лифт почему-то не работал. Он, словно мальчик, взбежал на шестой этаж и позвонил. Дверь распахнулась так, будто Надя давно держала ее за ручку. Ерожин ступил на порог и тут же оказался в объятьях. Надя прыгнула на него и повисла на плечах. Ерожин ногой захлопнул дверь и понес Надю в комнату.

– У тебя не очень много времени, – сказала она, стягивая с него рубаху.

5

Зоя Куропаткина шла домой походкой деловой и торопливой. Такой походкой после трудового дня спешит любящая жена и мать, чтобы успеть с ужином до прихода ненаглядного супруга и обожаемых деток. Еще неделю назад Зойка домой не рвалась. В тот четверг Куропаткина возвращалась с работы, позевывая и зыркая по сторонам, в надежде встретить кого-нибудь из знакомых гуляк. В руках она несла два пакета и сумку. В пакетах лежали полуфабрикаты. Десяток отбивных она предусмотрительно уперла из холодильника в подсобке. Чеченец Ходжаев, хозяин кафе «Русич», платил Зинаиде Куропаткиной сто долларов в месяц, и она считала своим долгом добрать с кавказца продуктом еще столько же. В пятницу за стойкой работала сменщица, и Зоя могла отдохнуть. Отдых на голодный желудок и без компании дородная блондинка считала пропащим временем. Гостей Зойка тогда не ждала, а спать в одиночестве очень не любила. Дело было вовсе не в том, что Куропаткина страдала избыточным темпераментом. Если бы она могла смотреть на свою физиологическую природу с объективной непосредственностью, то давно призналась бы себе, что мужик в кобелином смысле ей вовсе не обязателен. Куропаткина по устройству организма была дама спокойная. Для того чтобы пробудить ее женскую суть, требовался тонкий и долгий подход. Но кавалеры Куропаткиной, в большинстве своем люди пьющие и не слишком эротически рафинированные, занимались с ней сексом торопливо и считали само наличие собственной потенции фактором похвальным и абсолютно достаточным. Спала с мужиками Зойка от желания избежать одиночества. Оставаться наедине с собственной персоной для нее было самым большим наказанием. Постоянного спутника женщина не имела, но желающих погреться у ее огонька хватало. Наличие спиртного и закуски в сочетании с объемными прелестями хозяйки делали светлицу Куропаткиной местом для гуляющего мужчины весьма привлекательным. Но в тот четверг охотников разделить с Зоей постель и шницель не намечалось. Раньше мог без предупреждения нагрянуть хозяин-чеченец. Но Ходжаев еще летом спутался с актрисочкой из городского театра. Та крутила ревнивым кавказцем как хотела, и чеченец боялся отойти от предмета своих чувств даже на вечер. Куропаткина измену пережила без трагедии. Ходжаев и раньше не был ей верен, а теперь его новая привязанность давала барменше моральное право переть из кафе больше прежнего.

Оглядевшись по сторонам и не приметив ни одного потенциального компаньона на вечер, Зойка решительно вошла под арку. Жила Куропаткина на первом этаже и вход в свое жилище имела не из общего парадного, а прямо из подворотни. Она поставила пакеты с ворованным провиантом на порог и уже открыла сумочку, чтобы извлечь ключи, как кто-то набросился на нее сзади, прижал к двери и приставил к горлу леденящую душу сталь ножа.

– Пикнешь – прирежу, – услышала Зоя злой шепот и увидела рядом со своим лицом два темных бешеных глаза с желтоватым отливом.

Эти глаза она помнила много лет. Таких бешеных и шальных глаз больше Зоя не встречала. Их обладатель был одним из тех немногих мужчин, с которыми она в постели могла испытать нечто вроде удовлетворения.