Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не знаю никакой девушки! Что вам от меня надо? —истерично закричал Герман, надеясь, что на шум кто-нибудь обратит внимание.
— Что ты с ним базаришь, Брюль? — гнусавым голосомвступил в разговор накачанный блондин, презрительно оттопырив нижнююгубу. — Он это, как пить дать, он! Видел, как психанул, когда Жанка к немусунулась?
— Сейчас, Шило, — покосился брюнет нанапарника, — сейчас мы его газетчику покажем.
От ближнего торгового центра в сопровождении плечистогомордоворота в короткой кожаной куртке шел инвалид, торговавший на улицегазетами.
— Ну, — повернулся к газетчику брюнет, —этот?
Газетчик, преисполненный чувства собственной значимости,внимательно оглядел бежевую «копейку», обошел ее сзади, взглянув на номера.
— Машина эта, — солидно кивнул он, — я ее,считай, каждый день вижу, она по вечерам с этой стоянки выезжает. Номер весь непомню, но там точно «ХР» было и здесь — видите? — 774 АХР… Точно, этамашина.
— Ну и что ты видел вчера? — подозрительноосведомился брюнет.
— Да я же говорил уже…
— Отвечай, козел, когда спрашивают! — рявкнул нагазетчика блондин. — Мало ли что говорил!
Обиженный и испуганный инвалид негромко забубнил:
— Ну, девка эта шла очень быстро, чуть не бежала…
— С какой стороны? — вклинился брюнет.
— Оттуда. — Газетчик махнул рукой в сторонусоседнего квартала, где за небольшим сквером сверкал разноцветными огнями серыйкуб казино «Квинн».
— Дальше! — Брюнет буравил старикавзглядом. — Было у нее что-нибудь в руках?
— Сумка большая, — торопливо ответил газетчик.
— Дальше!
— А дальше… вот этот выехал со стоянки, — инвалидкивнул на Германа. — Она ему замахала, голоснула значит, он ее и подсадил...
— Ну, ясно все с этим козлом, — набычившись,прогнусавил блондин, приближаясь к бежевой «копейке».
Брюнет кивнул, махнул рукой старику:
— Свободен, — и снова наклонился к Герману: —Значит, ты вчера подвозил девушку?
— Ну, подвозил, — пробормотал Герман, чувствуя,как земля уходит у него из-под ног. — А что, нельзя, что ли?
— Да нет, почему нельзя? — брюнет пожалплечами. — Просто ты сейчас съездишь с нами в одно место… тут неподалеку,и расскажешь об этой девушке все, что знаешь: куда возил, что видел…
С этими словами он распахнул дверцу «копейки» и, жесткимипальцами схватив Германа за шею, повел его к джипу. Горло у Германа перехватилоот липкого спазма, сердце зашлось, он только разевал рот как рыба, но нисказать, ни крикнуть ничего не мог.
«Копейку» один из бандитов отогнал на стоянку.
Германа поддерживали за локти, чтобы он не свалился,спускаясь по гулкой железной лестнице.
Наконец ему развязали глаза.
Они находились в длинном низком подвале, ярко освещенномлампами дневного света. Под потолком подвала тянулись ржавые металлическиетрубы, покрытые каплями конденсата. Вдоль стен тоже проходили трубы меньшегодиаметра. К одной из них Германа пристегнули наручниками. Вокруг поставилинесколько стульев и маленький столик, на котором были разложены странные инеожиданные предметы: никелированные щипцы и клещи стоматолога, обычныеслесарные тиски, пассатижи, электрический паяльник…
Герман уставился на эти инструменты расширенными от ужасаглазами. До него начало доходить их назначение.
Худощавый брюнет снял пальто, сбросил элегантный синийпиджак, закатал рукава белоснежной рубашки и подошел к столику. Озабоченноперебрав разложенные на нем инструменты, он поднял глаза на Германа. В еговзгляде не было ни жестокости, ни кровожадности — только любопытство, что-тородственное научному интересу естествоиспытателя, и от этого Герману сталоневыносимо страшно. На какой-то миг ему показалось, что все, происходящее сним, всего лишь кошмарный сон, и сейчас он проснется… но тут же он понял, чтоникакие страшные сны не могут сравниться с действительностью.
Есть люди, которые могут жить, только если их жизньподчиняется твердо установленному порядку. Попробуйте нарушить этот порядок,выбейте такого человека из колеи, и жизнь его рухнет как карточный домик.
Не будь рядом с ним Катерины, Герман сломался бы еще всубботу, вернее, он просто не очнулся бы и умер от удушья. Она же вытащила егоиз духовки, наполненной газом, привела в чувство, а потом направляла егодействия. Когда же они расстались вчера утром, Герман начал сходить с колеи. Онпровел остаток воскресенья в каком-то трансе, спал беспокойно, а утром немногоприободрился от привычных действий — завтрака, утреннего туалета — и поехал наработу. И вот вечером, когда он выруливал, как обычно, со стоянки, где днемдержал свою «копейку», весь субботний кошмар начался снова.
Брюль выбрал наконец большие блестящие щипцы и направился кГерману, сжимая свой ужасный инструмент в руке. Герман оглянулся по сторонам.Никого не было в этом подвале, он один против бандитов, никто не придет напомощь, они запытают его до смерти…
Держись он потверже, бандиты бы отступили. Но время былоупущено, и страх подточил силы, которых и было-то немного.
— Не нужно, — еле слышно проговорил Герман, —не нужно, прошу вас. Я все вам расскажу. Я ее не убивал. Когда я пришел всознание, она уже была мертва…
Брюнет остановился на полдороге, удивленно подняв брови:
— Ты чего это там бормочешь? Убита? Кара убита? Вот таксюрприз!
Неожиданно к Герману подскочил плотный бандит, которогоприятели несколько раз называли при нем Шилом, и с разбегу ударил ногой вживот:
— Ты, козел! Ты чего тут лепишь? Кто это мог без насКарку убить? Ты сам ее и убил, когда бабки увидел!
— Постой, Шило, — негромко проговорил Брюль,внимательно разглядывая Германа, — ты еще успеешь физкультуройпозаниматься. Я хочу поговорить, пока клиент в настроении.
Он приблизился к Герману, заглянул ему в глаза и вполголосапроизнес:
— Ты тут интересные вещи рассказываешь. Значит, Каруубили? А денежки-то, денежки-то где? Тут Шило прав: ты, мразь вонючая, сам иубил ее из-за денег. И ты знаешь, я на тебя не буду сердиться, я бы, наверное,и сам ее убил. Девушка совсем от рук отбилась. Но вот денежки ты нам отдай, ато я просто за тебя боюсь, падаль ты гнойная.
Брюль говорил все это таким спокойным, едва ли не ласковымголосом, что Герман просто затрясся от страха. Лицо его было совершенно белым,губы дрожали, глаза вылезали из орбит.
— Я ничего не знаю! — завизжал он, совершенноничего уже не соображая. — Я не видел никаких денег! Я ее не убивал! Менясамого хотели убить! Когда Катя пришла, я был без сознания, в квартире полногаза, а эта ваша… Кара уже была мертвая!