— И как ты тогда собираешься искать киллера? Наобщественных началах? Может, все-таки оставишь это дело тем, кому такими вещамии положено заниматься? Нет? Впрочем, кто бы сомневался. Сама полезешь и насвтравишь. У меня заранее геморрой обостряется.

— Геморрой от сидячей работы, — усмехнуласья. — Вот и побегаешь, для здоровья полезно.

— Ничего про здоровье мне не говори.

Тут мы вновь посмотрели на Лялина, потому что он продолжалмолчать, сдвинув брови к переносице и уставившись в одну точку. Вешняков притихи стал терпеливо ждать, что скажет старший товарищ.

— И все-таки у меня большие сомнения, — наконецизрек он. — Попробуем кое-что выяснить. — Тут он со значениемвзглянул на Вешнякова, и тот нахмурился, косясь в мою сторону.

— Если имеете что сказать, то говорите, —вздохнула я, потому что их переглядывание вконец достало меня.

— Нет, ничего, — поспешно ответил Артем, вочередной раз взглянув на Лялина.

— Как знаете, — буркнула я.

— Ну а теперь, может, выпьем спокойно? — предложилВешняков.

Засиделись мы много дольше, чем предполагали вначале. Оделах больше не говорили, точнее, об одном конкретном деле, которое меня внастоящее время так волновало. Мужчины предпочли футбольную тему, и я ееподдержала, хотя ничегошеньки в футболе не соображала. Мысленно я несколько развозвращалась к нашему разговору, пытаясь отгадать, что от меня скрыли моидрузья? Наверняка цели их благородны, но от этого становится даже беспокойнее.

Домой я не спешила, и мои друзья, судя по всему, тоже.Наконец Вешняков взглянул на часы и принялся ныть:

— Черт, время-то как бежит. Моя пришибет меня, и такуже еле терпит. Пора разбегаться, а то и вправду из дома выгонят.

Лялин расплатился, мы вышли на улицу и стали прощаться.Лялин сел в свой джип, Вешнякова, который прибыл на своих двоих, решила отвезтия. Уже в машине, после паузы, в продолжение которой он собирался с силами,Артем спросил:

— Как твои дела?

— Ты же слышал. И уже успел выразить возмущение инедовольство.

— Я не об этом.

— А о чем? — усмехнулась я.

— Как ты вообще, а?

Нет бы прямо спросил: как вы уживаетесь с Тагаевым под однойкрышей? Однако стыдился и мялся в нерешительности, справедливо полагая, что япошлю его к черту.

— Вообще нормально, — кивнула я.

— Да? — не поверил он.

— Да. А ты как думал?

— До чего ж ты тяжелый человек, — покачал Вешняковголовой. — Спросишь по-дружески, так ты норовишь… Я ведь не из пустоголюбопытства спрашиваю. Ты мне человек не чужой, и я… — Договорить он не успел,я как раз притормозила возле его подъезда.

— Тагаев шлет тебе привет, — улыбнулась я, ноответной улыбки не дождалась.

— Спасибо, — буркнул Артем, вышел из машины, хотелхлопнуть дверью, но душевная доброта пересилила, он вздохнул и сказал:

— Ладно, спокойной ночи. Пошел я. — Махнул рукой иудалился.

Теперь уже ничто не мешало мне вернуться домой, но я неторопилась. Прокатилась по городу, наблюдая мелькание огней за окном, и наконецсвернула на свою улицу.

В гостиной горел свет. Я взглянула на часы и попробоваластать оживленной. Даже подготовила фразу, с которой войду в гостиную, чтобынаша встреча с Тагаевым была похожа на встречу любящих людей, каковыми мыдолжны являться, если уж живем в одной квартире. Впрочем, я была уверена, чтозаготовленная фраза не поможет.

Я загнала машину в гараж и поднялась в холл, здесь тожегорел свет, но, к некоторому моему удивлению, гостиная была пуста. Сашка невыскочил мне навстречу, виляя хвостом, а тишина в квартире намекала наотсутствие в ней обитателей. Я заглянула в кухню, ужин на плите, вездеобразцовая чистота.

Я плюхнулась в кресло, тупо рассматривала плитку под ногами,потом побрела к двери. Если Тагаева и Сашки нет дома, их, скорее всего, можнообнаружить в парке напротив. Туда я и направилась, хотя ничто не мешало мнедождаться, их здесь. Но звенящая тишина тяготила меня, а еще больше тяготилочувство вины, которое, должно быть, навеки свило гнездо в моей душе и никак нежелало испариться, хотя я и предпринимала шаги к его выселению.

Захлопнув дверь, я перешла дорогу и оказалась в парке. Онбыл небольшим, но очень уютным, три аллеи расходились лучами от центра, былфонтан. Сейчас из-за позднего времени он был отключен. Я шла по аллееоглядываясь и вскоре увидела Тагаева. Тимур сидел на скамейке в дальнем концепарка, плечи опущены, руки сцеплены замком, взгляд неподвижен. Возле ног лежал Сашкаи жалобно на него поглядывал. Тагаев опустил руку и погладил пса, Сашка повесилнос и загрустил еще больше.

Подобная картина способна довести до слез даже менеечувствительного человека. Я не зарыдала, но вздохнула и закусила нижнюю губу. ИТагаев, и Сашка были со мной несчастны. Сашка был несчастен потому, что оченьпривязался к Тимуру и, будучи существом понятливым, чувствовал, что томуживется несладко, оттого и страдал. Мой пес здорово на меня сердился последнеевремя, потому что, с его точки зрения, ничто не мешало нам жить счастливо, а ужесли счастья не наблюдалось, то виновата в этом, конечно, я.

У Тагаева причины были посерьезнее. Несколько месяцев назадон решил, что сможет игнорировать тот факт, что я любила другого человека. Темболее он был уверен: я считаю, что человек этот погиб. Хотя у меня на этот счетимелись сомнения. Сомнения не в том, что Лукьянов жив-здоров, это сомнений какраз не вызывало, а в том, что Тимур убежден, будто я считаю его покойником.Призрак Лукьянова неотступно стоял за спиной и портил наши отношения успешнее,чем живой человек из плоти и крови. Было похоже, что избавиться от него нам неудастся. По крайней мере, Тагаев свои силы явно переоценил.