К счастью, ее голос звучал ясно, решительно и авторитетно. Именно таким голосом следовало разговаривать в критических ситуациях. А общение с Никосом Паносом было определенно опасным, пока он стоял к ней вплотную, сжав кулаки и стиснув зубы, и буравил ее взглядом. Но отступать Джорджия не собиралась.

– Никто никогда не говорил со мной так нагло, – проворчал он.

– Возможно, если бы с вами так разговаривали, у вас были бы манеры получше.

– Достаточно! – рявкнул Никос. – Я устал от вас. Меня утомляет ваш голос. Я совершенно уверен, мой сын тоже сыт им по горло. – С этими словами он вышел за дверь.

Ошеломленная, Джорджия упала на диван в гостиной и поджала под себя ноги. Ей казалось, что она пережила крупное сражение и проиграла.

Никос Панос не был похож ни на одного ее знакомого, и она искренне надеялась, что подобные персонажи больше никогда не попадутся на ее пути.

Прошло несколько минут, но она продолжала дрожать. Она не боялась Никоса, а просто перенервничала.

В дверь постучали.

– Да? – произнесла она, будучи слишком усталой, чтобы встать с дивана.

На пороге стоял Никос. Он был таким же недовольным, как и десять минут назад.

– Можно войти? – спросил он.

– Если мы закончили спор, – ответила Джорджия.

Он прошагал к ней:

– Я тоже не в восторге от ссоры.

Она выгнула бровь, но промолчала.

Он ходил туда-сюда по гостиной, стиснув зубы. Его блестящие черные волосы были взъерошены, но все равно красиво обрамляли его лицо. Когда Никос не разговаривал и не раздражал Джорджию, он выглядел очень привлекательным.

– Я не диктатор, – сказал он наконец, повернувшись к ней, скрестив руки на мощной груди. – Я обычный человек. Вот и все.

Он казался почти уязвимым. У Джорджии заныло в груди, а к горлу подступил ком.

– Простите, если я вас обидела, – осторожно произнесла она. – Но здесь для меня все чужое. Мне неуютно.

– Я не старался вас унизить, а просто пытался помочь вам.

Она чуть не улыбнулась, но потом вспомнила его последние слова:

– Вы жестоко упрекнули меня в том, что ваш сын сыт по горло моим голосом.

Никос ничего не сказал. Он просто смотрел на нее.

К горлу Джорджии подступил ком, на глаза навернулись жгучие слезы. Она никогда не плакала перед незнакомыми людьми. Сцепив руки на коленях, она быстро заморгала.

– Ваш сын живет в моем теле. – Ей было трудно говорить. – Он даже не знает вас, Никос. Он сейчас знает только меня. Мой голос. Мое сердцебиение. И к вашему сведению, ему нравится и то и другое.

На виске Никоса пульсировала жилка.

– В этом я не сомневаюсь, – тихо сказал он. – Уверен, он думает, что вы его мать.

Чтобы не расплакаться, Джорджия отвернулась и до крови прикусила нижнюю губу. Никос прав. Этот ребенок потеряет свою мать так же, как Джорджия потеряла свою… Как несправедливо. Но она приняла решение, чтобы обеспечить будущее своей сестре. Это единственное, о чем Джорджия должна думать в нынешних обстоятельствах.

Она заморгала, отчаянно пытаясь избавиться от слез.

– Поэтому вы здесь, – монотонно прибавил Никос. – Мой сын должен узнать меня, привыкнуть к моему голосу, чтобы между ним и мной возникла связь после того, как вы выйдете из роддома. Ребенок не будет переживать стресс, потому что у него буду я – его отец.

Никос только все усложнял. Его слова казались солью на ее открытой ране. На секунду Джорджии стало трудно дышать. Ее сердце пронзила боль.

Она запрещала себе считать ребенка своим. Почти шесть месяцев она напоминала себе о том, что из нее получится плохая мать. Она даже в детстве не любила играть в куклы, в отличие от своих сестер.

Джорджия постоянно твердила себе, что по натуре она сорванец. Ей не нужны ласка, объятия и нежность. Она предпочитала бегать, прыгать и плавать. Повзрослев, она с удовольствием конкурировала с другими детьми, отлично училась, особенно хорошо ей давалась математика. Она любила решать сложные задачи в уме, а потом еще одним ее любимым предметом стала химия. Наука казалась ей смыслом жизни. Эмоции и чувства Джорджия считала бессмысленными, потому что ими невозможно управлять.

Она не хотела детей, поэтому с легкостью согласилась стать донором и суррогатной матерью. Однако после новости о беременности у нее все-таки екнуло сердце. Джорджия испытала шок и радость, а потом решила сосредоточиться на своем будущем, связанном с медициной.

Все вроде бы шло гладко, пока Никос не открыл ящик Пандоры. После его слов ребенок показался Джорджии по-настоящему реальным. Она вдруг испугалась за малыша и за ту жизнь, которую ему придется вести.

Мальчик вырастет без матери.

Запаниковав, Джорджия глотнула воздух и слегка коснулась пальцами живота, словно успокаивая ребенка. Но, по правде говоря, поняв, в каких условиях вырастет мальчик, она засомневалась в том, что его ждет благополучное будущее.

Джорджия приказала себе успокоиться. Она не имеет права размышлять о будущем ребенка, который ей не принадлежит.

– Вы плачете? – спросил Никос, присев рядом с ней на диван.

– Нет.

– Плачете, – возразил он, взял пальцами ее подбородок и вгляделся в ее лицо. – Что происходит? Сначала вы смеетесь, а через секунду вы плачете. Я не понимаю.

Джорджия тоже не понимала, что с ней творится.

– Возможно, я еще не оправилась после долгого перелета.

Никос пристально смотрел ей в глаза, будто желая прочесть ее мысли:

– А может, у вас разыгрались эмоции из-за гормональной перестройки организма?

От его прикосновения у нее покалывало кожу. Джорджия не помнила, когда в последний раз к ней прикасался мужчина. Прошедшие годы она все время училась, у нее не хватало времени на серьезные отношения. Но даже если бы у Джорджии было свободное время, она избегала бы скоротечных романов. Она не любила обнажать ни свое тело, ни душу.

– Из-за беременности у меня, безусловно, часто меняется настроение. – Джорджия пыталась игнорировать учащенное сердцебиение, задаваясь вопросом, чувствует ли Никос, как она дрожит. – Обычно я очень сдержанна, – прибавила она.

– Об этом сказано в вашем личном деле.

– Это вы на меня влияете, – настаивала она.

Никос нахмурился:

– Вы боитесь меня?

– Нет, не боюсь. Но вы меня подавляете. Уверена, мне было бы спокойнее, если вы дали мне немного больше инициативы, – тихо произнесла она.

Он услышал хрипловатые нотки в ее голосе, и его карие глаза заблестели. Он провел рукой по ее шее, и Джорджия разомкнула губы. Никос ей не нравился, однако ей понравилось его прикосновение. Она испытала удовольствие.