это делаешь с собой?», «Как долго ты будешь в таком состоянии, как ты думаешь?» Я смял бумажку и положил в карман брюк.

— Ты закончил? — спросила она недоверчиво.

— Да. — Я снова закурил.

— Я думала, ты бросил.

— Я и бросил. Я не курю. По крайней мере не так, как настоящие курильщики.

И она улыбнулась. Мимолетная и скромная улыбка среди соленых следов от слез появилась на тысячную долю секунды, осветив лицо, растянув губы. Она появилась для меня.

12 Лея

Я не помню, когда я влюбилась в Акселя: в какой-то конкретный день или это чувство всегда спало внутри меня, пока я не выросла и не осознала, что такое любовь, желать кого-то, жаждать его взгляда больше, чем чего-либо в мире. Или как минимум я так думала в тринадцать лет, когда он жил в Брисбене с моим братом. Если он приезжал к нам, то всю предыдущую ночь у меня щекотало в животе и я не могла уснуть. Я рисовала его имя в школьной тетрадке, рассказывала о нем подружкам и запоминала каждый его жест, как будто он что-то значил или нес в себе какой-то смысл. Затем, когда Аксель вернулся и снова поселился в Байрон-Бее, я полюбила его всей душой. Мне хватало одного его присутствия для того, чтобы это чувство медленно росло. Я никому о нем не говорила, спрятала в шкатулке под замком и подпитывала, когда мечтала наяву.

Когда в первый раз он обратил внимание на мою живопись, мир словно остановился: каждая травинка, каждый взмах крыльев вдалеке. Я не дыша наблюдала за ним из окна: он наклонял голову, не отрывая взгляда от картины. Все утро я рисовала кусочек леса за нашим домом, тщетно пытаясь следовать указаниям отца, и оставила картину на улице.

Как только ноги начали меня слушаться, я вышла.

— Это ты нарисовала? — спросил Аксель.

— Да. — Я несмело посмотрела на него. — Так себе.

— Она идеальная. Она… другая.

Я скрестила руки на груди и поняла, что краснею.

— Прикалываешься.

— Черт, нет, с чего ты решила?

Я заколебалась, но не отвела взгляд.

— Просто отец сказал нарисовать это. — Я показала на деревья. — А я сделала это. Совсем не похоже. Я начала нормально, а потом… потом…

— А потом нарисовала, как ты видишь.

— Ты правда так думаешь?

Он кивнул и улыбнулся мне.

— И делай так всегда.

Аксель похвалил этот холст, полный линий, непонятных даже мне самой, хотя каким-то необъяснимым образом они складывались в форму, переплетались, обретали смысл. Темно-русые волосы Акселя развевались на ветру, и мне вдруг захотелось добиться идеального смешения краски, чтобы получить такой оттенок; взять в качестве базы охру, добавить немного коричневого, немного теней в корнях и брызги солнца на самых светлых кончиках, лежащих мягкими завитками. Затем я сконцентрировалась на его коже: золотистый загар скрывал несколько веснушек на его носу, прикрытые глаза, лукавая хитрая улыбка, в то же время беспечная, внутри его хаоса, внутри него самого…

13 Аксель

Я надеялся испытать офигительное облегчение в день, когда Оливер вернется на неделю и заберет сестру, но ничего не случилось — таким неуловимым и почти незаметным было присутствие Леи в моем доме.

Все следующие дни я готовил по привычке. Не знаю почему, но меня это успокаивало. Моя жизнь вернулась в прежнее русло: подъем на рассвете, кофе, пляж, ланч, работа, второй кофе и более спокойный вечер. Я снова ходил голый по дому, оставлял открытой дверь в ванную, когда принимал душ, включал музыку на полную громкость по вечерам и мастурбировал в гостиной. Разница была только в вопросе интимности, в возможности делать то, что нельзя было в ее присутствии, и не потому, что мне очень хотелось, а из-за необходимости пометить мою территорию.

В пятницу я закончил два важных заказа, поэтому решил провести вечер в море в поисках волн. Я скатывался по ним, пока не почувствовал окаменевшие от напряжения мышцы. Я вернулся домой еще засветло и увидел, что на диване сидит брат, а шестилетние племянники носятся по гостиной. Я поднял бровь от удивления и зашел, оставляя мокрые следы за собой. (Кому надо протирать пол, если вода сама сохнет? Нужно просто набраться терпения.) Джастин подошел к зоне кухни.

— И почему это ты пришел без звонка?

— Ты мне дал ключи, — напомнил брат.

— Ага, для экстренных случаев.

— Это он. Кроме того, если бы ты хоть раз взял чертову трубку и не выключал бы телефон на целые сутки, мне бы не пришлось сюда приезжать. Мне нужна твоя помощь.

Я взял два пива из холодильника и протянул одно Джастину, но он отказался.

— Говори, — сказал я после первого глотка.

— Сегодня наша годовщина.

— А мне какое до этого дело?

— Я забыл. У меня вылетело из головы. Эмили весь день злилась, ну ты понимаешь, хлопала дверями, бросала на меня многозначительные взгляды, которые я не понимал, и все такое. Пока до меня не дошло, какой сегодня день, и, божечки, сейчас…

— Не говори «божечки» под этой крышей.

— Это из-за детей. Они как губки, честное слово.

— Давай к сути, Джастин.

— Оставь себе детей на ночь. Только сегодня.

Я закрыл глаза и вздохнул: неужели мой дом превратился в семейную гостиницу? Не то чтобы я их всех не любил. Я обожал племянников, любил Лею, но не ответственность, которую они предполагали. Я всегда был сам по себе, мне нравилось быть одному. У меня это отлично получалось. Я не из тех людей, кому нужно общение, я мог неделями ни с кем не пересекаться и не сильно страдал от этого. Но внезапно по воле судьбы ощутил на себе все прелести совместного проживания. Я уже один раз оставался с близнецами, поэтому предложил:

— А почему бы тебе не оставить их с родителями?

— Сегодня конкурс тортов.

Я представил маму на рынке, который устроили на окраине города: полно еды, музыки и веселья. Сто процентов мать критиковала десерты других участников и могла довести до