— Я сказал им, что они могут так сделать один раз. Если они решили продлить удовольствие, это не моя проблема. Мне нужно идти, поговорим завтра.

— Хорошего тебе дня, чувак! — прокричал мой отец улыбаясь.

Я еле сдержался от смеха, затем сел в машину и отправился в ближайший город. Не то чтобы я не мог купить в Байрон-Бее то, что искал, но выбор здесь был меньше, а цены выше. Я тщательно выбирал каждую вещь. Они должны быть новые, неиспользованные, без пятен и воспоминаний. Заодно прихватил материалы для работы. Дома я сразу все отнес на террасу. Потом поставил в холодильник суши и, закурив, стал ждать. Лея показалась вдали на велосипеде.

— Значит, дела получше… — Блэр посмотрела на меня.

Я кивнула, не отводя взгляда от фиолетовой ленты на ее косичке. Такой живой насыщенный цвет, как у кожуры баклажана. Я глубоко вдохнула и затем сделала то, чего так долго избегала: поинтересовалась другим человеком, разбила купол безразличия.

— У тебя все хорошо? — спросила я.

Блэр улыбнулась, а потом рассказала про свою работу. Блэр пошла на курсы дошкольного образования и по рекомендации матери, учительницы, устроилась помощником в детский сад. Блэр не хотела уезжать из Байрон-Бея. Я же, наоборот, мечтала изучать искусство в университете, вернуться с полной головой идей, воплощать их. Я представляла, как Аксель стоит со склоненной головой около моих картин.

Как все далеко…

— Может, встретимся как-нибудь? Кофе попьем. Или газировки. Что захочешь. Ты знаешь, даже не обязательно много разговаривать.

— Хорошо.

Я согласилась быстро, не в силах видеть, как она упрашивает меня провести с ней время, вместо того чтобы бежать от меня подальше и больше никогда в жизни не утруждать себя разговорами со мной.

Несмотря на прохладный ветер, мои ладони вспотели. Я села на велосипед и закрутила педали так быстро, словно с каждым движением старалась уехать подальше от тревоги. Получилось. В какой-то момент я почувствовала себя пустой, но, когда приехала и увидела, как он стоит, опираясь на деревянную изгородь и с сигаретой в руках, у меня защекотало в животе. Я похоронила чувства очень глубоко. В своем мозгу вырыла ямку, сложила в нее все эмоции, а затем закопала.

С комом в горле я оставила велосипед и поднялась по ступенькам. Я была так поглощена Акселем, что не обратила внимания на что-то еще, что-то новое, появившееся после того, как я ушла утром. Меня охватила дрожь. Новенький мольберт из светлого дерева с чистой кисточкой.

— Это что? — Голос подвел меня.

— Это тебе. Что скажешь?

— Нет. — Это была почти просьба.

— Нет? — Аксель удивленно посмотрел на меня.

— Я не могу… Это невозможно…

Аксель сглотнул слюну, как будто бы не ожидал такой реакции.

Я попыталась сбежать в свою комнату, но Аксель схватил меня за запястье и уверенно потянул. Черт. Я почувствовала, как его пальцы касаются моей кожи… его кожа…

— Я видел твои рисунки. Если ты можешь рисовать на бумаге, почему не можешь делать это тут? Лея, это то же самое. Мне нужно, чтобы ты это сделала, чтобы ты шла вперед.

Я закрыла глаза. Я ненавидела его за эти слова.

«Мне нужно…» Ему нужно? Я подавила отчаяние, меня все еще трясло.

— Я договорилась с подругой выпить чего-нибудь.

Аксель резко отпустил меня. Его глаза сверлили меня в полуденной тишине, так что я аж сжалась, чувствуя, что его взгляд может проникнуть сквозь мой дождевик…

— Так значит, ты договорилась. С кем? Когда?

— С Блэр. Мы еще не обсудили когда.

— Разве это не обязательное условие для встречи?

— Да, но мы потом это обсудим.

— Конечно. В следующем году. Или через год, — пошутил он.

— Иди к черту, Аксель.

Я услышал хлопок двери, когда Лея ушла, но не двинулся с места. Я остался там же, перед пустым холстом, который купил этим самым утром. Сердце бешено и хаотично колотилось. Черт возьми, сколько времени такого уже не было? Моя жизнь напоминала штиль на море: простая, размеренная, безмятежная. Единственным потрясением стала смерть Джонсов.

Я помнил этот день, как вчера.

За несколько часов до этого мы с Оливером тусовались и напились с группой английских туристов, которые предложили продолжить вечеринку в отеле. Когда зазвонил телефон, мы направлялись по дорожке из мелкого щебня к выходу и смеялись над байками прошлой ночи. Солнце светило высоко в безоблачном небе, и Оливер поднял трубку с улыбкой.

Я понял, что все серьезно, когда увидел его выражение лица, как будто что-то оборвалось у него внутри. Оливер захлопал глазами, оперся на колонну впереди него, и у него подкосились ноги. Он прошептал: «Авария». В этот момент я забрал у него телефон из рук. Мой отец говорил сухо и твердо:

— Джонсы попали в аварию.

Я мог думать только о ней.

— А Лея? Пап… — Я сглотнул. — Лея?..

— Получила травмы, но, кажется, не тяжелые.

Я повесил трубку и схватил Оливера за плечи, пока его тошнило в клумбу отеля. Мой брат забрал нас с соседней улицы десятью минутами позже. Десять бесконечных минут, когда я изо всех сил пытался удержать потрясенного Оливера на ногах.

Я не выходила из комнаты весь вечер. Но открыла рюкзак, вытащила книги и сделала домашнее задание. Потом надела наушники и позволила музыке наполнить меня. Это единственная связь с прошлым, которую я сохранила, потому что не могла… не могла отказаться от нее. Невозможно.

Зазвучала Hey, Jude и потом Yesterday.

Когда заиграла Here comes the sun, я пропустила ее.

Я снова прослушала Yesterday, Let it be, Come together.

Впервые за много времени часы, проведенные в этих четырех стенах, в которых я чувствовала себя так уверенно, показались мне бесконечными. Почти ночью я вышла в туалет. Аксель еще не вернулся, и я заглянула на кухню перекусить, стараясь не смотреть в сторону задней террасы. Осознание того, что там находилось,