была патовая. Возразить было нечего. Подмечено верно — со стопроцентным попаданием. Медведчук забеспокоился, но встретившись с комбатом взглядом, понял по глазам, что договорённость не исчерпана и по — прежнему в силе, — скрестил руки на груди и спрятал глаза.

— Готов забрать в свою роту! — с места заявил Цагурия.

Ходарёнок сделал вид, будто громкого заявления Абхаза не услышал.

— Котов, а ты чего?

— А у меня — комплект! Лишних не набираю!

— Да он просто ссыт около себя держать таких — чтобы проблемы не притягивали. Кот же — суеверный! Чо у него, рука что ли лишняя?!

— Ебало завали! — со всей серьёзностью сказал Олег Котов и одними губами, в придаточном условном выражении будущих событий, которые хотя и могут произойти, но не желательны, произнёс. — Чур меня! — смахнул с груди и сдул с ладони в небо, на удачу — мимо Егора, который так и представил, как Котов попал тем, что сдул в пролетающую мимо ворону, у которой вдруг вместо Котова, появились проблемы, выдуманные страхом и стариковским поверьем.

— Ну всё, пиздец кому — то в «Боинге»! — вдруг, неожиданно, представил финал разыгравшейся у Егора фантазии неизвестный Бису командир «опорника».

Такое объяснение анилитетных действий Котова вызвало бурную радость и восторг всего класса.

— Нельзя так делать! — сказал, наконец, Ходарёнок, не всем понятно про что. — Как маленькие дети… Голосование по вопросу повестки объявляю состоявшимся: Абулайсов, сапёр поступает в твоё распоряжение! Весь приданный личный состав развести по подразделениям, применять в соответствии с боевыми расчётами. Товарищи командиры, конец совещания!

— Эуу — вэуу, начальник… зачем? — возмутился Иса, но его окрик растворился в суматохе поднявшихся в рост камуфляжей.

Иса Абулайсов не сдался, утверждая прежде, что нет в языке осетинского народа глаголов, имеющих значение — прекратить сопротивление, признать себя поверженным, отказаться от намерений, отступить перед кем — то или чем — то, и эти упрямство и страсть привели его в кабинет комбата.

— Абулайсов, ещё один такой «эуу — вэуу…» на людях и отправишься искать другой батальон… или вообще — к себе, в горы… овец пасти, понял! — Ходарёнок голосом нагнетал суровость, чтобы заполнить ею свой кабинет. Даже руки упёр в бока, дабы лёгкие были больше.

— Командир, зачем в таких интонациях разговариваешь? — Иса и сам был взбешён. — Мне уже устало повторять, что в Беслане гор нет! Во — вторых, на какой хрен мне нужен этот безногий инвалид, а?! Ты чего, не знаешь… Как у меня он служить будет? У меня нет русских; у меня — осетины, дагестанцы… — загибал он пальцы. — Чеченцы, которые против него, получается, воевали! Надо было «Медведю» его отдавать, а он тоже, красавчик, отмолчался! Почему ты меня наказываешь — русского даешь?!

— Иса, мы о чём с тобой недавно говорили?

— О чём?

— О том!.. Нам надо от него избавиться, правильно? — перешёл комбат на полутона. — Где ему будет труднее всего? У тебя, конечно! Помучается, не приживётся — и уйдёт…

— А если не уйдёт?

— Отпустишь… как «Сивого»… Так понятнее?

Абулайсов мотнул головой.

— Давай, командир, порешаем вопрос: у меня ему что делать?

— Ну, к машинам его подпускать не нужно… Поставь пока на рынок — пусть аренду собирает… но — только с лояльных. С теми, с кем у нас проблемы — пусть работают люди проверенные… И смотри, чтобы твои больно не болтали!

— Болтай, не болтай, всё равно не поймёт — языка не знает.

— А ты проверял? А вдруг?!

— Выясним, порешаем вопрос… Ну, я тему понял, пойду тогда?

— Давай, свободен.

Иса заспешил к двери, но не дойдя двух шагов, остановился:

— Вот зачем говорить: свободен? Я же не раб какой?!

— Иса, — осклабился Ходарёнок, даже не раздумывая, как ответить иначе, — тебя может удобнее будет нахуй посылать?

Абулайсов закатил глаза, как бы поискав в голове варианты, но судя по виду — удовлетворился первым.

— Ладно, ухожу… Ты извини, командир, если что… сам понимаешь — Кавказ — своя специфика у нас есть: кровь сразу горячий!

— Давай — давай, нормально всё!

Вернувшись в расположение, Абулайсов застал в своем кабинете двух командиров.

Заур Зазиев и Муса Аллагов сидели за столом, напряжённо беседуя, пока не появился Иса, с чьим приходом внезапно повисло молчание. Такое молчание случается в минуты, когда подобные разговоры касаются вошедшего лично и затихают с его неожиданным появлением. Но в действительности, как это нередко случалось, оба затихли, ожидая неотложных распоряжений командира.

— Заур, по — братски, займись пополнением — двоих дали: Текуев Аюб Хали — дович, — прочёл на папке Иса по слогам, — и этот… — не стал он утруждаться, — короче, одноногий… Забери обоих из карантина, а то я в ярости весь из-за ситуации — боюсь убить калеку при встрече! — Абулайсов бросил на стол документы и завалившись на кровать, которая стояла тут же в кабинете, густо закурил.

Заур Зазиев, командир взвода осетинской роты, как и Иса, был уроженцем Беслана. На войну на Донбассе Заур попал неслучайно, успев повоевать в августе восьмого с Грузией.

В ранней юности, после того случая, когда его, младшего брата — первоклассника и ещё тысяча сто двадцать шесть человек трое суток продержали в спортзале школы, а двумя днями ранее в коридоре школы расстреляли отца в числе двадцати взрослых мужчин способных оказать хоть какое — то сопротивление, Заур поклялся стать военным, обязательно офицером — спецназа — «Альфы» или «Вымпела», — которым не стал, в следствие полученных при освобождении ранений и приобретённой посттравматической эпилепсии.

Младший брат Заура Георгий в школьном аду выжил, правда, стал инвалидом. Зауру тогда было пятнадцать.

— Как одноногого? — спросил он.

— Так! — характерно, по — осетински, думая, что исчерпывающе, ответил Иса, важно заломив руки за голову.

— Вайнахи есть? — поинтересовался Аллагов, будучи уроженцем Грозного и замкомандира «чеченского» взвода осетинской роты, где один из взводов был укомплектован исключительно чеченцами, как он сам.

Взяв документы, Зазиев заглянул в «жидкие» личные дела новобранцев, собранные в картонные папки — скоросшиватели, в которых мало что имелось — только учетные карточки и автобиографии, — прочитав имя второго.

— Бис Егор Владимирович… Русский, что ли? — предположил он.

— Был же уговор с Ходаром после Сивого, дуй хьун, русских к нам не распределять? — удивился Аллагов, говоря про Ходарёнка. — Походу кончился уговор, да, раз Иса в ярости… — продолжил он.

— Думаю, Иса в ярости из-за… русский к тому же что, одноногий, что ли?

— Может, потом языками потренируетесь, а? — сказал Абулайсов с кровати. — Я чего просил сделать?!

— Уже иду! — поспешил на выход Зазиев.

— Я с тобой! — Аллагов вышел в дверь следом.

Новобранцы карантина