Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Решение было принято в соответствии с законом si unquam. Полная формулировка в публикации Б. Ле Веста звучит следующим образом: «XLIX приговор в пользу мэтра Шарля Дюмулена, касательно закона Si unquam sive de revoc. donat., но все же с условием ипотеки дуэра, от которого супруг не освобожден».
В приводимых материалах судебного постановления намечены основные моменты процесса, откуда мы и черпали информацию о ходе этого многолетнего разбирательства. Некоторые иски Шарля Дюмулена отклонялись (в частности, претензии к Николя Юро, опекуну детей Ферри Дюмулена, сорвавшего «энтеринацию» акта об отмене дарения, выданного Канцелярией), но в целом «указанный Ферри приговаривался оставить в пользование истца указанные вещи, как было до указанного дарения, и компенсировать ему доходы после вычета улучшений». Теоретически Ферри должен был возвратить доходы за время, прошедшее с 1547 года, с начала судебного разбирательства. Однако размер выплат мог быть существенно сокращен за счет вычета сумм, затраченных на «улучшения», например на строительные работы или мелиорацию, учет которых был затруднен. В отношении дуэра Маргариты Майар, покойной к тому времени, но оставившей детей, законных наследников ее «вдовьей доли», суд нашел компромиссное решение. Сеньория была возвращена Шарлю, но «указанное имущество пребывает под ипотекой в том случае, если имущество указанного Ферри не будет найдено достаточным для этого дуэра».
Вроде бы Шарль Дюмулен одержал долгожданную победу. Но сам он оставался недоволен. Его, как поборника применения норм римского права для трактовки кутюм, не могла устроить такая двойственность в определении прав собственника. Он говорил об этом в переизданиях своих трактатов об отмене дарений.
Весна 1552 года стала апогеем его карьеры. Дальше на Дюмулена обрушились несчастья. Стремление идти во всех вопросах до конца, столь благодатное для интеллектуального поиска, в политике оборачивалось драмой. После того как Генрих II заключил прочный мир с Юлием III, обличительный пыл Дюмулена стал уже неуместен. Но он, увлекшись первыми успехами на новом для себя поприще, продолжал развивать свои тезисы, готовя французское издание «Комментария к Эдикту о малых датах», еще более воинственное по отношению к Риму. И здесь нашему адвокату пришлось испытать на себе всю мощь «консервативной партии»[56] — теологов Парижского университета и их парламентских единомышленников, стойких борцов за сохранение католической веры. Если соперничать в ученой аргументации «Комментариев к Эдикту о малых датах» было трудно даже заправским канонистам, то текст посвящения, сделанного на французском языке, оказался легкой мишенью для критики. Первый биограф и апологет Дюмулена пишет об этом следующими словами: «Это посвящение было чудовищным образом оклеветано, и посеян мятеж». Кстати, в Индекс запрещенных книг, составленный факультетом теологии, был включен и «Tractatus de usures» Дюмулена, в котором усмотрели апологетику ростовщичества[57].
Добиться осуждения Дюмулена его противникам не удалось — дело было передано на суд короля. Но проповедники, по словам самого адвоката, возбудили против него чернь, что вынудило его покинуть Францию. Вскоре его дом в Париже был разграблен разъяренной толпой. В дальнейших его скитаниях по Германии и Швейцарии за многообещающими успехами на новом месте всегда следовали горькие разочарования. В 1557 году ему удалось добиться восстановления в звании адвоката Парижского парламента. К тому времени Луиза де Бельдон уже умерла, и Шарль Дюмулен вступил во второй брак.
С началом Религиозных войн он подвергался нападкам как со стороны католиков, так и со стороны кальвинистов. До самой смерти Шарля Дюмулена в 1566 году и те и другие болезненно воспринимали его стремление указывать на их несообразности в доктринах и в практике.
Процесс Шарля Дюмулена против Ферри Дюмулена стал классическим юридическим казусом, изучаемым многими поколениями юристов. Но никто не заинтересовался дальнейшей судьбой сеньории Миньо. А ее история не закончилась на судебном решении 1552 года. Новые данные содержатся в нотариальных минутах. 24 июля 1552 года от имени детей, новых владельцев сеньории, договор с фермером, заключенный еще с Ферри, подтвердила жена Шарля Дюмулена (он сам в ту пору уже бежал из Парижа). Однако 1 октября 1564 года Шарль Дюмулен в нотариальной конторе объявил, что «начиная примерно с 1548 года он обрел эти земли, но опасаясь интриг и покушений, предпринимаемых против него, а также чтобы избежать преследований, обрушившихся на него вскорости и принудивших его бежать в Германию, он сделал дарения земли и сеньории Миньо своим указанным детям». При этом он заявил, «что никогда не хотел бы, чтобы это дарение имело место, если бы не означенные преследования. На этом основании дарение сеньории Миньо детям отменяется»[58].
Это заявление несколько противоречит тому образу, над созданием которого Дюмулен трудился в 40-е годы XVI века, и надо сказать, трудился не без успеха. Однако оно в принципе соответствует первому акту ревокации (29 июня 1547 года). Главной оказывается воля собственника — в этом вопросе Дюмулен оставался последовательным сторонником римского права. На сей раз дети не подали в суд на новую ревокацию; судя по всему, особых проблем с наследованием не должно было возникнуть. Во всяком случае, после смерти Дюмулена из его детей в живых осталась лишь дочь Анна, вышедшая замуж за Симона Бобе, который настолько почитал труды тестя, что взял на себя заботу о посмертной их публикации.
Но наследники Дюмулена недолго смогли пользоваться доходами с сеньории Миньо. Весной 1572 года, пока Симон Бобе отсутствовал, неизвестные напали на дом Дюмуленов в Париже. Они убили Анну Дюмулен, ее новорожденного ребенка и прислугу, похитили ценности и документы, в том числе и бумаги на владение сеньорией Миньо. Преступление получило широкий резонанс, о нем даже Елизавета Тюдор расспрашивала французского посла в Лондоне[59]. Дело безутешного Симона Бобе взялся вести известный адвокат Барнабе Бриссон[60]. По его ходатайству были арестованы наследники покойного мэтра Ферри Дюмулена[61]. Подозрение пало на них, так как они неоднократно говорили, что сеньория принадлежит им по праву и что они так или иначе вступят во владение своими незаконно отнятыми землями. На их причастность к преступлению указывало многое: злоумышленники похитили документы на владение сеньорией. Допустим, убив взрослых, они избавлялись от свидетелей, но зачем было убивать младенца, если за этим не стояла задача уничтожить всех возможных наследников?