Тераккан провел в Пограничном три дня. За это время он не раз поднимал тему о своем намерении увезти дочь и внуков. Но всякий раз натыкался на стену непонимания. В результате, закончив торговые дела и исчерпав все свое красноречие, он уехал ни с чем.

А еще тремя днями спустя к Пограничному подошла армия великого князя. Ну как подошла. Михаил встретил подмогу километрах в десяти от города, в языке леса подходящему к самому берегу Славутича. Из него вытекала небольшая река, которая вполне была в состоянии принять в себя часть речной флотилии. Вторую половину можно было укрыть в густых зарослях камыша.

Как и предполагал Романов, армию привел старший сын великого князя, Владимир Мономах. Этот тридцатипятилетний мужчина был самым опытным военачальником современной Руси. Соперничать с ним мог лишь Олег Святославич.

Кстати, Михаил даже не подозревал, что они кумовья. Олег крестил двоих сыновей Владимира. Мало того, в молодости эти двое были закадычными друзьями, вместе постигали воинскую науку и вдвоем отправились в первый серьезный поход в помощь полякам против чехов. Но потом судьба развела их по разные стороны, сделав непримиримыми врагами.

Хм. Вообще-то, насчет непримиримости, все неоднозначно. Все услышанное Романовым о Мономахе, было за то, что он-то как раз может и простить, и забыть, и опять пустить в сердце. Не из возможной выгоды, а по велению души.

— Опять не пускаешь войско в город? — прищурившись, поинтересовался крупный мужчина с окладистой бородой, восседающий на крепком боевом коне.

— А что твоим воинам делать в городе? Они прибыли сюда по харчевням тереться или воевать половцев? — с самым невинным видом, произнес Михаил.

Это не первая их встреча с князем. За прошедшие годы им довелось пообщаться и не раз. Романов даже ездил к нему в Чернигов. Не погостить конечно. Кто он, чтобы его привечали гостем. Катался по делам. Помогал обустраивать печи для обжига цемента. Материал поистине революционный, на порядок сокращающий сроки строительства. Позволяющий использовать как другие материалы, так и новые технологии.

Вообще-т, Михаилу не было нужды самолично кататься туда для налаживания производства. Да и после, когда обустраивали иные мастерские, его присутствие не требовалось. Ездил он туда именно из-за Мономаха. Пытался понять, что это за человек и правитель. Кстати, князь Владимир ни разу не был белоручкой и с удовольствием постигал ремесла. Не боялся запачкать руки глиной или копотью кузнечного горна. Не стеснялся вычесывать из густой шевелюры древесную стружку. Питался без изысков, будучи простым в обхождении. Постоянно проявлял заботу о людях, хотя и обладал при этом весьма жестким характером. Собственно именно поэтому Михаилу и удалось наладить с ним контакт. И с каждым днем он все больше понимал, что если уж на кого и делать ставку, так только на него. Вот и старался всячески сблизиться.

Зачем ему это? Просто в какой-то момент он вдруг понял, что с каждым разом все глубже связывает себя с этим миром, воспринимая его как свой родной. И понимание того, что эта земля впоследствии будет разорена татаро-монгольским нашествием, настроение не улучшало. Ему хотелось хоть как-то повлиять на ситуацию, чтобы к моменту прихода Батыя, перед ним оказались не разрозненные русские княжества, а крепкое и единое государство.

Конечно был шанс, что у него ничего не получится. Что все его усилия уйдут как вода в песок. Присутствовали и сомнения, ибо кто он такой, чтобы творить историю. Но у него уже есть дети и будут потомки, ради счастья которых стоит попытаться что-то изменить. А еще, он не боялся все испортить. Если удастся задуманное, Батый умоется. Не удастся, значит, ничего не изменится. Только и всего.

— Что-то в этот раз не видно столов и навесов. Может объяснишь, воевода? — продолжал интересоваться Мономах.

— Половцы в дневном конном переходе от нас. Мои разведчики конечно постараются перехватить всех вражеских лазутчиков, но и они ведь не пальцем деланы. А ну как узнают, что прибыла подмога.

— За Ирмакканом, стало быть, присматриваешь, — спешиваясь поинтересовался князь.

— Глупо бы было не присматривать, — следуя его примеру, подтвердил Михаил.

Меж тем, сопровождавшие Романова взяли руководство размещением прибывшего войска. Лезть к ним, только под ногами путаться. Все уже оговорено, и каждый знает, что ему надлежит делать.

К слову сказать, войско Владимир привел достаточно пестрое. Из конницы восемь сотен черниговских и киевских дружинников, пять переяславские вои Ростислава и тысяча семьсот кочевники вассалы киевского князя, черный клобуки. Пехоты две тысячи киевлян и тысяча переяславцев. Причем у Михаила присутствовали серьезные такие сомнения относительно единоначалия.

Пока суд, да дело, Романов предложил князю посидеть на берегу Славутича в тени деревьев. Удачный мысок, продуваемый ветерком. Оттого и комарья нет. Чего не сказать, о месте основной стоянки. Но это не беда. Местные репелленты вполне действенны против кровососов.

— А к чему ты решил нас прятать от половцев? — поинтересовался князь.

— Хочу, чтобы Ирмаккан все же пришел ко мне в гости, и был бит нещадно. А не отвернул свое войско и не отправился в набег на Русь. Ему ведь по сути без разницы где себе славу снискать, захватив Пограничное или пограбив иные земли. Я предпочтительней, конечно. Но если узнает о подошедшей помощи, может и передумать.

— А сколько у него воев?

— Сейчас тысяч десять. Вряд ли больше. Но должны еще подойти.

— Со мной пришло три тысячи пехоты и столько же конницы. Даже с твоими воинами нас получается значительно меньше половцев.

— Э-эх, горе, горе. Враги обо мне лучше думают, чем друзья. Вот как жить-то после этого, — наигранно сокрушенным тоном произнес Романов.

Вообще-то, будь на месте Владимира хотя бы его младший брат Ростислав, и Михаил трижды подумал, прежде чем так шутить. Уж больно мнителен, самолюбив, вспыльчив и мстителен восемнадцатилетний переяславский князь. Он сейчас в кругу своих дружинников устраивает лагерь, устраивало Михаила полностью.

— Только не говори, что и в одиночку выстоял бы против Ирмаккана.

— В чистом поле и сам умылся бы кровью, но холку ему начистил бы. А как за стенами, так Ирмаккану несдобровать и подавно. Приди он зимой, и шансов по скованному льдом руслу реки конечно было бы чуть больше. Но не настолько, чтобы он взял верх.

— А как пожег бы заставы? — сунув в рот травинку, поинтересовался князь.

— Не пожег бы. Они уже не те, что были четыре года тому. С ходу не раскусишь. Летом нам реки на руку. Зимой, снег. Главное знать с какой стороны и как подступаться к ворогу. Мы знаем. Нам на границе, да при такой сытной жизни, расслабляться никак нельзя. Потому постоянно думаем о том, как сподручней воевать подступившегося ворога.

— Уж не на нас ли намекаешь, а Михаил?

— Боже упаси, князь. Кто же станет рубить курицу, что несет золотые яйца. Сколь уж нового от меня к вам ушло? И скоко еще придет. А скольких мастеров обучил, и продолжаю учить? Славутич держим, купцов обижать не даем, отчего торговля крепнет и казна киевская пополняется. Да и от нас течет полноводный ручей серебра. Много пользы от Пограничного. Так что, смысла батюшке твоему меня брать в оборот никакого. Я говорю только о половцах.