— Дай посмотреть Арарату! — велит Лев.

— Дети! Куда вы суете ребенка? — раздается над ухом чей-то голос.

Возле нас со Львом стоит низенькая тетя в плаще, с кудрями и в голубых тапочках.

— Товарищи! — кричит она прохожим. — Стоят дети и суют черт-те куда ребенка!

— Выбирайте выражения, — с достоинством говорит Лев.

— А вы не суйте, — строго сказала женщина.

— А мы и не суем, — говорит Лев. — Мы показываем!

— Что? — не унимается тетя.

— Как булочки пекут, — вежливо отвечает Лев.

— Ну, это показывайте, — довольно-таки дружелюбно разрешила тетя. И пошла наконец своей дорогой.

А мы — своей, к памятнику Юрию Долгорукому.

Здесь Лев с Араратом чуть-чуть обождут.

Я направляюсь к кафе «Птица».

— Куда? — дверь загораживает швейцар.

— На свадьбу! — говорю я.

— ТАШИ-ТУШИ!!! — кричит кларнетист, похожий на гвардейца кардинала, и прижимает к губам кларнет.

— КЕЦЕ ПЕСА! — стучит барабанщик в армянский барабан — дехол.

Третий музыкант играет на аккордеоне. У него кривой нос и прямой пробор, белый, как след самолета.

Пляшут родственники из Дзорагюха!.. Из Схоторашена!.. Из Еревана!

— АЙ-ВАЙ! — пошел танцевать!

В одной руке — кинжал с лентами, конфетами и яблоками на острие!

В другой — настоящий живой петух! Желто-оранжевый — с синим и зеленым! Грудь в пуху, зато сзади — совсем свободный от перьев!..

— Каков петух! — кричат. — Залетный! Схоторашенец!!!

— На кухню! В суп его!.. — кричат.

А Нельсон-то, Нельсон! Стриженый! Ничего общего с английским адмиралом! Точно подметила тетя Сирануш — уши у Паремузянов действительно оттопыренные.

Ну и что?! Кто там думает об ушах?!

— За двух цветов! — провозглашает замечательный толстый человек. Сам — мешковатый! Нос — шишковатый!.. — Чтобы до конца своих дней, — говорит он, — гордо стояли! Словно большой и маленький Масис[1]. За их родителей!.. Цитик! Друг! За тебя!

— Спасибо, Роланд, — важно поблагодарил со своего места дядя Ованес.

— Что такое «цитик»? — спрашиваю я у Нунки.

Она сидит ко мне спиной, жует кинзу и колбасу в лаваш завертывает.

— «Птенчик»! — отвечает Нунэ. — Так звали папу в детстве… Ты откуда?? — ахает Нунка.

Так же ахают, увидев меня, мои родители, тетя Сирануш, но главное — Мариам. Уж кто перепугался, так перепугался!

Ведь как получилось — все по плану папы. Вернувшись из армии, Нельсон со своими родителями, с подарками, с Мариам, только без Арарата, явился к дяде Ованесу и давай как ни в чем ни бывало просить у него руки Мариам. В самый ответственный момент на сторону Паремузянов переметнулась и тетя Сирануш. Тогда дядя Ованес видит — дело серьезное, проявил великодушие и жениться разрешил!

В день свадьбы к ним домой за Нельсоном и Мариам приехала праздничная машина с куклой на капоте и обручальными кольцами на крыше.

Естественно, все это время Арарат находился у нас — на нелегальном положении. А вечером, когда народ отправился на свадьбу, меня оставили с ним сидеть. А что мне тоже охота раз в жизни на свадьбе погулять — до этого никому нет дела.

Хорошо, явился Цуцульковский!

— Все нормально! — говорю я Мариам. — Вон Лев с ним! Я только посмотреть и назад…

А Мариам вдруг как встанет! Как поднимет свой бокал! И как жизнерадостно объявит!

— У нас есть сын Арарат! За то, чтобы он был счастлив! И здоров!

Ух, какая наступила тишина! Только официанты на кухне переговариваются. И… «ХР! ХР! ХР! ХР!» — огромный дядя Ованес давай раскачивать черно-рыжими усами.

Головы гостей медленно поворачиваются в сторону дедушки Манаса. А он в приталенном кителе с золотыми пуговицами — спрашивает:

— На вортэг э?

И это, конечно, на нервной почве, что я поняла его вопрос.

— Вот он! — отвечаю я дедушке Манасу и распахиваю оконные витражи. — С ним там мой друг, видите? Это Лев Цуцульковский.

Лев прохаживается перед памятником. Наверное, рассказывает Арарату, как это случилось, что Юрий Долгорукий основал Москву.

А в хромовых сапогах и в болотного цвета галифе к нему подходит дедушка Манас. Он забирает у Льва ребенка и… приветственно ему гугукает!.. Следом за своим папой бредет к Юрию Долгорукому директор овощного магазина Ованес Манасович Милитосян. За ними из кафе на площадь высыпают дзорагюхцы, схоторашенцы, москвичи, ереванцы!.. Теперь они все по очереди гугукают нашему Арарату.

— Нунэ, — вдруг слышу я голос Льва. Он уже сидит с ней за столом! — Я тебя искал… Я решил. Я на тебе женюсь.

— А вы когда меня полюбили? — хохочет Нунка.

— Загогулина! — говорю я сама себе. — Загогулина. Загогулина!

Я беру со стола нож и разрезаю веревку на ногах у петуха! Пусть всем будет хорошо. А не то что у одних радость, а из других — суп.

Тут мой папа надел на плечи аккордеон! И вместе с кларнетом и барабаном, с мамой и аккордеонистом запел песню «Любовь пожарника», единственную, какую умел:

И они ведь тоже кой-чего не видят и не знают. Они не видят и не знают, что в эту самую минуту по улице Горького! — по центральной улице Москвы — улепетывает во все лопатки залетный свадебный схоторашенский петух.

Рассказы

Когда я была маленькой, три года назад, моим соседям — Дане и Митьке — папа привез из пустыни Каракумы черепашонка. Я таких маленьких черепах никогда не видела. Он на Митькиной ладошке целиком помещался. Панцирь у него был мягкий, коготки на запятые похожи, нос приплюснутый, голова, лапы, хвост — в чешуйках, глаза черные, как у нашего пуделя Чипса.